Глава двадцать четвертая

Оказавшись на воле, Иван Петрович вспомнил, что у него совсем нет денег, а бесплатно или в кредит никто не сфотографирует. Ехать в ЦДЛ не было никакого смысла, как и в издательство - его везде похоронили. Хотя в издательстве, в верхнем ящике стола в папке у него лежала заначка на всякий непредвиденный случай. Конечно, все, что произошло с ним за эти дни или месяцы, он предвидеть не мог, и поэтому направился в издательство.

Невероятно, однако опять было лето. Казалось, еще вчера он продрог на скамейке в парке, а сегодня, идя по душной и раскаленной улице, обливался потом. Странно вело себя не только время, но и времена года.

В метро проник, кося под инвалида - контролерша, увидев пожилого человека в камуфляже, который подволакивал совершенно негнущуюся ногу, и не подумала потребовать у несчастного документ на право бесплатного проезда. Успех окрылял, и он, как запасной вариант, обдумывал передвижение по вагонам метро с двумя негнущимися ногами и с кепкой в руке. В детстве он с Володькой Хванчкарой приобрел богатейший опыт побирушничества - неужели не вспомнится, не выручит в трудную минуту?

Сойдя с эскалатора и направляясь к вагонам, придумывал текст попронзительней, но его попросила остановиться дама с весьма смелым декольте и стала открывать свою сумку. Иван Петрович почему-то подумал, что ему сейчас подадут милостыню, но дама извлекла на свет Божий его новую книжку, которую он еще не видел, и попросила автограф. На всю обложку напечатали его портрет - вот дама и узнала автора.

«Выпустили книжку - значит, можно получить гонорар!» - торжествовал Иван Петрович, подписывая сборник. «Пока не будем подволакивать ноги», - радовался он, входя в издательство.

На вахте полусонная бабушка не обратила на него никакого внимания, но когда он поднялся на лифте на свой этаж и там столкнулся с заведующей прозой Николяней Зоевной, то у него хорошего настроения сильно поубавилось. Николяня Зоевна, этакая серенькая вошка, не любила неизвестных авторов, которых он ей подсовывал. Увидев его, она посерела абсолютно и, вскрикнув что-то нечленораздельное, брякнулась в обморок. Она возненавидела строптивого коллегу с тех пор, как главный редактор в его присутствии, держа в руках ее докладную записку, стал учить заведующую прозой, как пишутся те или иные слова. У нее были нелады с правописанием, и по этой причине дамская общественность издательства устроила главному редактору такой прессинг, что тот вынужден был уйти. И вот теперь Николяня, встретившись с поэтом, редактором и литконсультантом, наверняка подумала, что приведение явилось по ее душу, и улеглась на кафеле лестничной площадки.

Никогда бы Иван Петрович не оставил женщину в беспомощном состоянии, но только не в этом случае. Как он ее мог привести в чувство, если она, увидев его, отключилась? Еще раз увидит - может вообще коньки отбросить. Поэтому направился сразу к главному бухгалтеру.

Василий Иванович был знаменит на всю Москву тем, что не платил поэтам гонорар за повторяющиеся строки, в том числе авторам песен платил только за один припев. Бывало, Иван Петрович встречался с Василием Ивановичем рано утром на берегу останкинского пруда - любил главный бухгалтер купаться до самой поздней осени.

- Василий Иванович, привет! - ворвался Иван Где-то к нему. - Прошу рассчитаться со мной за книгу.

Главный бухгалтер поднял голову и оцепенел.

- Ты - живой, Иван Где-то? - непослушными, словно резиновыми губами спросил он.

- Я, я - Иван Где-то! Закопали в летаргическом состоянии. Все документы уничтожили, денег нет даже сфотографироваться на паспорт. Выручай, Василий Иванович...

- Ёшь твою двадцать, - сугубо по бухгалтерски выругался Василий Иванович. - Не мог придти в выплатной день, позавчера?

- Какой выплатной день, если в кармане ни копейки? Новый паспорт выписывают, а фотографий нет.

- А такой, что позавчера твоя вдова получила все твои денежки до копеечки.

- Не было у меня сроду никакой жены, откуда вдове взяться?

- Не скажи, - упрямо замотал головой Василий Иванович. - Лично документы проверял. Свидетельство о браке, свидетельство о смерти, решение суда о вступлении в правонаследование - все тип-топ. Я еще о тебе нехорошо подумал: «В убежденных холостяках числился, а женился на такой хабалке!»

- Мошенница она, более того - бандитка, мафиозо.

- Иван Петрович - это твои дела, разбирайся сам. По моим данным издательство должно тебе ноль-ноль рублей ноль-ноль копеек. Да и касса пуста. Крапулентин решил приватизировать издательский пансионат «Березовые веники-вареники», забрал всю наличность под отчет. Не мешай работать.

Оставался последний шанс - заначка в заветной папочке. В его комнате восседала Хинга Хфеминэ-Делячухадзе - известная поборница дамской детективной литературы. Прозвище у нее было Нечиталка, потому что она умудрялась вообще не читать рукописи, испытывая к ним непреодолимое отвращение, особенно, если автор был мужчина. Возле нее всегда роились получокнутые литераторши-феминистки, вот она и перепоручала им свою работу. Злые языки поговаривали, что ее феминизм стоял на прочном фундаменте лесбиянства, однако Иван Где-то считал это наветом женоненавистников - ну кто, любого пола, польстится на ее мощи?

Флагман издательского феминизма, завидев предыдущего обитателя комнаты, как кошка метнулась в угол, завизжала так, что у него в ушах зачесалось, и подняла по-кошачьи руки-лапки с ноготками наготове.

- Ты перестанешь орать? - закричал в свою очередь Иван Петрович и обматерил заядлую феминистку по высшему разряду.

Должно быть, отборная матерщина на феминисток вообще влияет благотворно, во всяком случае, Хинга выключила громкость, но из угла не вышла.

- Слухи насчет моей смерти оказались слишком преувеличены, - произнес знаменитую фразу Иван Петрович, но поскольку она принадлежала автору-мужчине, Нечиталка вряд ли была знакома с нею.

Он дернул верхний ящик стола - вместо скопища его всевозможных бумажек с записями сверкнувших в голове строк, записных книжек с телефонами и папки с новыми стихами, где находилась заветная заначка, теперь в нем находились ножницы и ножнички, пилочки, кусачки. Словно здесь была не редакция, а филиал святой инквизиции, ну и крема, лаки, духи, пудры и в завершение всего - несколько пачек денно и нощно рекламируемых прокладок.

- Где мои телефонные книжки, где папка с новыми стихами? Там у меня были еще и деньги!

- Я...я… не знаю...

- А кто должен знать... - и поэт пустил в ход такой крутой папирус из отборного мата, который на Нечиталку вновь подействовал, как крест на нечистого.

- Извините, я собрала все в мусорный мешок, а уборщица выбросила.

- Не читая - все в мусорный мешок?

- Извините, не могу же я в чужих вещах рыться. Это я считаю ниже своего достоинства.

- Ах, это ниже твоего достоинства .... .... .....- передать мои рукописи и записные книжки в комиссию по моему литературному наследству? Члены комиссии нашли бы заначку и хотя бы выпили за помин моей души.

- Сколько у вас было?

- Много, - отрезал он, памятуя о том, что муж у нее какой-то кидала-предприниматель.

- Вот, что у меня есть, - протянула Нечиталка несколько купюр.

«С паршивой овцы хоть шерсти клок», - подумал Иван Петрович, принимая деньги, и метнулся к шкафу - там висела у него почти новая теплая куртка на меху. Поразительно, она была на месте.

- Хоть куртку ума хватило не выбросить, - проворчал он.

- Я хотела передать ее в Литературный музей. Когда поднялся шум вокруг вашего имени.

«Вот железная логика: стихи в мусор, а куртку - в музей?!» - мысленно воскликнул поэт.

Тут дверь неожиданно распахнулась, в комнату ворвались два мента с пистолетами в руках. Мгновенно его скрутили, защелкнули наручники и поволокли по коридору.

- Этот мошенник выдает себя за поэта Ивана Где-то. Мне его вдова рассказывала, - семенила рядом Николяня Зоевна, боясь, что менты, чего доброго, не разберутся, как следует, и отпустят опасного преступника.

Иван Петрович совершенно спокойно отнесся к очередному задержанию. Третий раз за сутки схватили, как говорится, хошь не хошь, а привыкнешь. «Кобир»,- произнес он про себя, велел ментам освободить его от наручников, угостить бабушку Николяню палкой-демократизатором и следовать за ним. Он надеялся на то, что Варварек не догадалась получить десять авторских экземпляров сборника в отделе распространения, если какая-нибудь доброжелательница, наподобие Николяни, не подсказала.

«Кобир», - повторил он пароль снова, заходя в отдел распространения, и получил там книжную упаковку. Один из бдительных ментов тут же отобрал ее. Вместо того чтобы возмутиться, Иван Петрович поблагодарил за помощь.

- Знаете начальника отделения милиции Семиволоса?

- Так точно.

- К нему.

Семиволос встретил его как родного. Выпроводил ментов из кабинета, отобрав у них книжную упаковку. Прочитал наклейку на ней и предложил:

- Давай книжками меняться? Ты мне свою даришь, а я тебе нашу, милицейскую. Идет?

- Еще как идет! - обрадовался Иван Петрович - Меня без вашей книжечки каждый час арестовывают.

- Это твоя фиктивная супруга расстаралась. Только твоя книжка с фотографией, а наша книжечка - без. Не положено, сразу же опять схватят. Отпускать тебя в фотосалон, пусть даже пятиминутный нельзя - опять приведут ко мне. Бандюга какой-нибудь может под окнами отделения разгуливать годами, а хорошего человека мои городовые тут же сцапают! Придется вызвать своего фотографа.

В кабинете появился, как ни странно, косоглазый фотограф, и Семиволос велел ему снять гостя на паспорт. Фотограф щелкнул оцепеневшего перед объективом поэта и спросил:

- А в профиль делать?

- Какой профиль - разве на паспорт в профиль уже фотографируют? Сделаешь снимки - и к начальнику паспортного стола. Оттуда с паспортом этого гражданина ко мне - одна нога здесь, одна там, но обе сюда!

Не успел Иван Петрович как следует обдумать и написать на книжке благодарственный автограф, а начальник отделения плеснуть в рюмки коньяку, как фотограф явился с новым паспортом. Вручая его Ивану Петровичу, начальник поднял тост за здоровье владельца паспорта, пожелал ему долгих лет жизни и в конце концов признался, что хотел выписать ему документ на Колоколова Ивана Сергеевича, но передумал - очень не хотелось подводить поэта и уступать его имя Варваре. Дело-то принципиальное.

- Откуда вы знаете мою якобы настоящую фамилию?

- На то и служба, дорогой. И не якобы, а это настоящая твоя фамилия. Родственница твоя Колоколова Мокрина Ивановна проживает в деревне Малые Синяки Шарашенского уезда. Там и участковый твой Триконь сейчас находится. Настоятельно советую, Иван Петрович, отправиться в гости к родственнице, поскольку гарантировать безопасность, в том числе и сохранность жизни, не могу. Варвара, поверь мне, очень опасна. Чтобы тебе, литератору, было понятнее, скажу: по сравнению с нею Миледи из «Трех мушкетеров» - тургеневская девушка-очаровашка. Ты отлеживался хрен знает где и не видел, во что превращается бывшая советская женщина. Варвара на Варваре, а бля-я-а-а-дищи!.. Так что доброго тебе пути, выпьем на дорожку. И привет Василию Филимоновичу - пусть не комплексует, как-нибудь пробьемся.

Докончив бутылку, они по-братски на прощанье заключили друг друга в объятья. По пути на вокзал перед глазами Ивана Петровича все четче и четче возникал облик старухи, которая хлопотала возле него в больнице.

Добавить комментарий