VI
За день до забастовки в Новокузнецке собрался совет представителей первичных профорганизаций угольщиков. Генеральный директор компании «Кузнецкуголь» Виктор Васильевич Некрасов, как и надлежит руководителю, попытался доказать профсоюзным лидерам ненужность забастовки. Хоть с задержкой, но зарплату на шахтах компании платят. Иное дело с шахтостроителями: на десятки миллиардов рублей выполнены работы, а финансирование даже не открыто. В прошлом году сдали только треть запланированного жилья. За 2 - 3 года можно было бы все бараки снести, сейчас в коробках стоит около 150 тысяч квадратных метров жилья. Откуда же деньги возьмутся, если их терять в забастовках? Суточный простой - это потеря 50 тысяч тонн угля, помноженные на 130 тысяч рублей за каждую тонну.
Можно понять руководителя? Разумеется. К тому же, шахтерские забастовки пока ни к чему хорошему не приводили. Спорадические выступления - это все равно что рубить коту хвост маленькими кусочками.
- Вы мне скажите: есть такой закон, чтобы задерживать зарплату? - поднялся шахтер с задних рядов.
- Такого закона нет. Мы платим, хоть и с задержками. У нас всего 12 процентов невозвратных средств - такого нет нигде.
- Но как мне объяснить детям, что я работаю, а денег не приношу?
- Руководители! Отойдите в сторонку, - это председатель профкома шахты имени Димитрова.- Людям не на что жить. Отправляют в отпуска без содержания. Ни воровать, ни убивать мы не умеем и не можем. Не поддержим - нас передушат поодиночке.
- Акцию надо провести обязательно! - настаивал Бухтияров. - В июле мы будем все находиться в еще худших условиях. Когда это было, чтобы шахтер для «забутовки» в обеденный перерыв брал собой только кусок хлеба да баночку квашеной капусты? Вот до чего дошло!
Как видим, вальса у генерального директора и председателя теркома не получается. А ведь оба люди ответственные, преданные своему делу настоящие руководители.
- На бумажную солидарность получим бумажный ответ, - настаивал на забастовке Геннадий Грушко. - Сказано: надо - значит, надо. С нами, потому и не считаются, что мы себя ведем так.
Полной уверенности в том, что надо бастовать, в зале все-таки не было. И тогда Петр Иванович обратился к представителям напрямую:
- «Байдаевская»?
- Обеими руками!
- «Бунгурская»?
- 3a!
- «Шушталепская»?
- Боюсь, - признается вдруг представитель этой шахты и в поднявшемся шуме что-то пытается объяснить.
К слову, «Шушталепская» в прошлом году не бастовала, когда бастовали другие. В этом году она, как и имени Димитрова, «Нагорная», «Байдаевская», «Капитальная», «Высокая» и имени Шевякова оказалась в критическом положении. Получался aбсурд: другие шахты должны были бастовать, чтобы «Шушталепской» оказали финансовую помощь и возместили убытки на добыче угля.
Решили бастовать, и мы с утра 8 февраля отправляемся в Осинники, на знаменитую шахту «Капитальная». Мощный, действительно капитальный административно-бытовой корпус, цветы на этажах, чистота и порядок. Все, вплоть до лестниц и перил, свидетельствует об основательности, солидности и незыблемости - мне почему-то вспомнился огромный зал в английском адмиралтействе, построенный во времена, когда Британия была владычицей морей.
У директора шахты Даниила Федоровича в день забастовки разболелись зубы, и он собирался к врачу, когда мы вошли к нему. С Чудиновым Никитин друзья-приятели, их взаиморасположение как-то сразу распространилось и на нас.
- Перед событиями восемьдесят девятого года меня избрали первым секретарем горкома партии, - рассказывал Даниил Федорович. - Когда начались забастовки, я хотел направить актив для работы с шахтерами. Так мне тогда первый секретарь обкома партии Мельников категорически это запретил! Если так, то без меня, пенсия заработана.
Ушел Даниил Федорович на пенсию. Не гнушался занимать очередь в магазины с утра пораньше, удивляя на первых порах, что сам Никитин, бывший директор шахты, бывший первый секретарь горкома, стоит в очереди за молоком, за сахаром, за маслом...
- Тогда, в этих очередях, я с новой силой почувствовал, чем народ дышит, - подчеркнул он.
Дела на шахте пошатнулись, и коллективу удалось вернуть прежнего руководителя. Вместе с таким зубром, как и он, заместителем директора по экономике Кузьмой Никаноровичем Ломакиным, стали они вытаскивать предприятие из прорыва. Добились проведения реконструкции, начали, но остановились из-за безденежья. Задержки с финансированием, недоплаты, налоги, бешеные тарифы на железнодорожный транспорт, а социальная сфера?!
На шахте держится весь город Осинники. А это ни мало ни много около 80 тысяч человек. Только пенсионеров около 15 тысяч. Уголек же выдают, на-гора около 6 тысяч горняков. Закрой шахту - и город умрет. Лишь пенсионерам на зиму Никитин должен закупать и привозить около ста тысяч тонн угля. Своим наделять нельзя, хотя он и обошелся наверняка бы дешевле. Свой марки «Ж», самый ценный для металлургов.
Дверь кабинета открылась, вошел человек, скромненько присел на стул возле входа и стал ждать, кoгдa мы закончим разговор. Я узнал его: председатель профкома Василий Ковалев. Секретарь по внутреннему телефону опять напомнила директору, что к зубному он может и не успеть.
- Даниил Федорович! Сейчас в зале собираем вторую смену и полностью останавливаемся, - поставил в известность Ковалев.
- Никаких собраний! Кто вам разрешил забастовку? Ваша забастовка незаконна! Ты ответишь за срыв работы!
- Отвечу! - сказал Ковалев и вышел.
И тут расстроенный вконец Никитин в сердцах воскликнул:
- Ну есть же нормальный профсоюз - НПГ, но этот!..
Я про себя невольно улыбнулся: наверное, еще не знает, что этот якобы «нормальный профсоюз» на этот раз тоже поддержал забастовку - поступи он
иначе, растерял бы последнее доверие шахтеров.
Внизу, перед залом, Никитин решительно отправлял вторую смену на работу. Коридор как-то сразу очистился, но потом появился Ковалев, между ним и директором опять возникла перепалка, а шахтеры густой толпой повалили в зал. В считанные минуты он заполнился до отказа. Первая смена, подготовительная, не бастовала, вторая, добычная, пребывала в растерянности.
После собрания подхожу к нескольким шахтерам.
- Я человек посторонний, скажите, вы будете бастовать или пойдете на работу?
- Конечно, бастовать. Надоело! - сказал один из них и подперчил ответ матерком.
- Пойду на работу, - ответил второй.
- А вы? - спросил я третьего, обескураженного и растерянного.
- Не знаю, - признался он.
Потом мы стояли на мосту перед административно-бытовым корпусом и смотрели на колесо подъемника. Оно все время вращалось, клеть то ли поднимала первую смену, то ли опускала вторую. Внизу медленно, в касках, с самоспасателями на боку, шли несколько шахтеров. То ли со смены, то ли на смену.
