Терем-теремок

Стоял себе в самом центре густонаселенного леса терем-теремок. В лесу этом разные встречались теремочки, терема и прочие постройки различных исторических эпох, архитектурных стилей и художественных направлений. Наш терем-теремок был не низок, не высок, так себе – этажа в четыре. В лесу теремок почитался элитным жильем среди других, так как находился в престижном среди зверей месте, был хоть и не новоделом, но и не слишком древним, а горницы в тереме-теремке были все как на подбор нестандартные, просторные, потолки высокие, ну, и удобства, понятное дело, в полном комплекте прилагались.
Жили в этом тереме-теремке самые разные животные, между собой много лет хорошо знакомые и поддерживающие добрососедские отношения. Среди них были: мышка-норушка (мать-одиночка, работающая в лесной школе учительницей), лягушка-квакушка (почтенная пенсионерка на заслуженном отдыхе), ежик – ни головы, ни ножек (трудоголик, посвятивший всего себя программному обеспечению и сервисному обслуживанию лесной электроники), петух-молодец (отставной военный, еще весьма бодрый, подрабатывающий начальником охраны в крупнейшем супермаркете) и другие звери и птицы, добывающие в поте морды своей хлеб насущный. Конечно, всякое случалось в теремке, иногда соседи все же скандалили, но все это было как-то по-домашнему, без подлинной злобы и желания принести друг другу как можно больше неприятностей. Лягушка охотно присматривала за детками мышки-норушки, петух для соседей продукты брал со скидкой, которая ему, как сотруднику магазина полагалась, ежик всегда помогал всем жильцам чинить всякого рода электрические приборы. А мышка-норушка, занятая, конечно, но иногда пекла вкуснейшую сдобу и всех охотно угощала да подкармливала.
Но вы, конечно, знаете, что в каждом уважающем себя теремке обязательно есть паршивая овца (в переносном смысле, разумеется), которая доставляет много хлопот и беспокойства остальным жильцам. В нашем теремочке тоже такая паршивая овца водилась, и был это котик – серый животик. Жил в теремочке котик сызмальства, все соседи его знали как облупленного. Нельзя сказать, чтоб был он уж таким злодеем, нет, в трезвом состоянии – милейший член общества, но как валерьянки налакается, тогда спасайся, кто как может. Уж и стыдили его, и собрания жильцов проводили, и защитников леса вызывали для профилактической беседы – все напрасно. Котик – серый животик слезно обещал исправиться, даже работу искать пытался, но никак, зараза этакая, от валерьянки отказаться не мог. Ладно бы еще, если бы только песни орал, хотя тоже радости мало, так ведь когти свои здоровенные выпустит – и давай за соседями гоняться, с угрозами порешить всех на месте. Устали все уж от его безобразий, а котик продолжал катиться по наклонной плоскости. Продал из дома вещи своих покойных родителей, позанимал у всех денег, а отдать-то не может. Попал котик в трудное положение – на валерьянку средств больше изыскивать негде. Одна у него горница только и осталась. Да еще полюбовницу себе завел, прости Господи, такую – кошку паршивую, линялую, драную, что даже петух, большой любитель до женского пола (несмотря на возраст), и тот плевался, когда в подъезде с ней сталкивался.
Вот из-за этой-то полюбовницы вся сказка и приключилась. Вместе с другом сердешным она валерьянку хлестала, вообще, на его счет полностью жила. А тут денежки иссякли, она котику и мурлычет:
– Вот что, милый мой! Ухожу я от тебя, потому как никакого интересу мне теперь жить с тобой нету. Прощай, все было очень мило, но я поищу кого-нибудь посостоятельней.
Котик испугался, так как был весьма к этой прошмандовке привязан и молвит:
– Не покидай меня, моя любовь. Жизни без тебя не мыслю, окромя твоей зеленоглазой морды ничего видеть не желаю! – Ну, как-то так, в общем, или что-то очень похожее молол.
Она ему в ответ:
– Раз так, ищи монеты. Я по-другому жить не умею, не работать же мне, в самом деле, идти.
– Да где же мне, горемычному, взять их, монет этих? – Простонал котик.
Полюбовница задумалась на некоторое время (вид, то есть, сделала, потому как давно всю комбинацию обмыслила) и нежно так ему:
– А ты свою горницу продай и купи поменьше – вот монеты и появятся. Зачем тебе такие хоромы царские? Можно и скромней жить – много ли надо двум личностям кошачьей породы?
Обрадовался котик – серый животик, побежал покупателя на свою горницу искать. И нашел, причем, довольно быстро, что неудивительно, так как хоромы были действительно весьма приличные (семья котика не последней в лесу была, и деда его, и отца уважали все и память их старательно почитали).
Как увидели соседи покупателя этого, так и замерло у них все внутри. Не кто-нибудь, а сам медведь-толстопят надумал в терем-теремок переехать. В лесу медведь славился как богатый купец, но как он состояние нажил, спрашивать боялись. Ходили слухи, что один заяц-журналист как-то осмелился задать этот непростой вопрос, ну, с тех самых пор никто зайца в лесу больше не встречал. С недавних пор медведь задумал жить открыто и на широкую ногу, обзавелся честь по чести супругой-медведицей, не за горами было уж увеличение семейства, так что надо было в новое жилье перебираться. Вот тут-то котик – серый животик и подвернулся со своим выгодным предложением. Медведица, видите ли, очень хотела жить именно в этом районе, да чтобы хоромы были только в теремке, который в лесном народе принято было именовать «сталинка», а почему так, догадывайтесь уж сами.               
Ну, оглядел медведь хоромы котика и на задних лапах затанцевал, мол, хочу, хочу, а за ценой дела не станет. Сам-то котик здорово бы продешевил, но подруга его быстренько запах денег учуяла: так торговалась, что с медведя-толстопята семь потов сошло. Наконец сошлись в цене, а сподвижники медведя уж и документацию всю необходимую подготовили. Ударили по лапам, и каждый получил, что хотел. Котик – серый животик со своей блохастой полюбовницей быстренько съехали и исчезли в туманных лесных далях, и что с ними дальше сталось, жителям теремка было неведомо. И честно говоря, вскоре совсем не до интереса к чужой незадавшейся жизни стало бедным хозяевам горниц в тереме-теремке. А все потому, что надумал медведь ремонт делать в новом своем жилище. Нет, ремонт – дело хорошее, кто же против что скажет? Тем более что котик довел свои хоромы до весьма бедственного состояния. Поначалу-то жильцы и рады были ремонту, но свою ошибку быстренько поняли. Дело в том, что медведь решил сделать перепланировку. Ну, не нравилось ему, как в хоромах горницы располагались: захотел он совсем все по-иному устроить.
Первой забеспокоилась лягушка-квакушка – ее хоромы прямо над медвежьими находились. Как стали нанятые работяги стены долбить, она перепугалась и побежала вниз. А там пыль столбом стоит. Лягушка пыталась поговорить с наймитами, но все ее попытки оказались бесполезными – медведь зверей нашел из другого царства-государства, хоть и неподалеку расположенного, но по-здешнему никто из приезжих ни словечка не знал. Дождалась лягушка, когда медведь с проверкой нагрянул, и к нему:
– Ты что же, ирод окаянный, делаешь? – Завопила она. – Стены нельзя здесь ломать – он ж несущие!
– Чего? – Проревел медведь-толстопят. – Это ты про что?
– Да рухнут стены-то! Ты из-под моих опору убрал – они не выдержат – рухнут! Да еще и пол просядет! На тебя же все и повалится!
– Ты это, квакушка, не гомози! – Буркнул толстопят. – Из твоих воплей вынес я, что моим новым хоромам от тебя ущерб угрожает! Ты, стало быть, что хошь делай, а не допусти беззакония. А не то я тебя по судам затаскаю, без гроша оставлю, голой в Африку пущу, где тебе, собственно, и место!
– Да ты что! – Ахнула квакушка. – Меня, знатную труженицу – и по судам? Да у меня одних почетных грамот больше, чем на тебе шерсти! По твоей же вине все на тебя упадет!
– Знать ничего не знаю! – Заорал толстопят. – Я у себя ремонт делаю, в своих собственных хоромах, на свои кровные купленных! А что там у тебя твориться слышать не хочу! Не моя это забота – вот и весь мой тебе сказ!
Плюнула лягушка-квакушка и пошла по соседям – делиться своими тревогами. Те лягушку слушали – головами кивали. Давно все знали, что нельзя в их тереме никаких перепланировок делать. Но помочь лягушке ничем не могли, кроме совета обратиться в высшие инстанции. Так она  сделала – столько жалоб написала, что их не знали, куда и складывать, да толку от них было, как от осла – дельных планов по экономическому развитию лесного царства-государства. Пока дело лягушки двигалось мало, медведь, напротив, успешно довершал начатое. При этом и другие соседи ощутили всю прелесть нововведений.
После перепланировки установил медведь обогревательную аппаратуру. Аппаратура была знатная, иноземная, только вот для лесного царства-государства не слишком приспособленная. И так стала она работать, что у медведя в хоромах тепло, а у остальных по его стояку – стужа лютая, потому как его отопительные приборы все тепло себе забирают без остатка. Возмутились соседи, пошли к толстопяту делегацией, которую возглавил, понятное дело, петух. Открыл медведь дверь (он только-только переехал) и спрашивает недовольно:
– Чего вам тут надо, мелочь, только по случайному недоразумению зверьем именуемая?
Петух выступил вперед и молвил:
– Ты, медведь, мало того, что стены несущие поломал, того и гляди, трещины по терему побегут, так еще и тепло у всех нас забираешь. Нельзя так жить! Зачем тебе такие мощные обогреватели?
– А я жару дома люблю! – Отвечает медведь. – К тому же желаю у себя в хоромах баньку пристроить, чтобы, значит, не выходя из дома, все удовольствия получать. Для того и нужны мне мощные обогреватели. А что у вас холодно – так это мне – тьфу! Ваши проблемы – не мои! – С тем дверь перед носом у соседей и захлопнул.
Зашумели жильцы, заволновались – перспектива появления баньки никого почему-то не обрадовала.
– Это ж сырость какая по дому пойдет! Тут и до плесени недалеко! – Заголосил петух. – Надо срочно что-то делать, а не то наш терем-теремок из элитного жилья превратится в нору барсучью. Не подумайте чего такого – я ничего против барсуков как личностей не имею. Но жить по-барсучьи я не хочу!
Оказалось, что жить, как барсуки, не хотят все жильцы, включая и одну куницу (семейство-то одно!). Написали жильцы теремка жалобу коллективную, которая, как всем известно, силу страшную, чародейную имеет. И начала жалоба свое волшебное действие. Но – скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Медведю, конечно, предписание на дом принесли, служители, в ведомстве коих теремок находился, пытались было к нему внутрь прорваться, мол, поглядеть хотим, что там у тебя к чему, но толстопят их и на порог не пустил, пригрозил адвокатами, которых у него было несколько, и все как один с дипломами престижных вузов, да еще прозрачно намекал на знакомства в высших эшелонах власти (сам Лев, будто бы кумом приходится двоюродному брату золовки его тещи). С тем комиссия почтенных, но не имеющих столь высокое родство, зверей и отступила. Только и успели ему бумажку всучить, а уж медведь, известно, что с ней сделал.
Вскоре выяснилось, что он мимоходом мышку-норушку от стояка отключил, даже выяснять не стал, что там произошло. Мышка молчала-молчала, все ждала, что вопрос сам собой разрешится, но потом тоже включилась в войну, потому что мышат у нее было двое, а мужа – ни одного. Делать нечего, хоть и миролюбивая и тихая мышка от природы была, но все же пришлось и ей, скромность и страх отбросив, вступать в ряды борцов за выживание терема-теремка.
Последним все понял и осознал ежик, который так на своей работе уставал, что вообще не хотел слушать соседей, все отмахивался да ссылался на занятость. И даже смирился с холодом в горнице, все равно мало времени там проводил. Но, когда медведь его лишил возможности выхода в сеть лесную, тут, понятное дело, ежик взъерепенился. 
Началась между жильцами терема-теремка и медведем война лютая, не на жизнь, а на смерть. Подключили все свои знакомства да связи ежик и петух, ну, а остальные приложили усердие рьяное, энергию и значительную долю эмоций, которые, может, борьбе и не помогали, но зато позволяли зверью пар выпустить, а то – как бы дело до самосуда не дошло.
Неизвестно, чем бы у них, в конце концов, дело закончилось, да все пришло к своему логическому завершению. Давно уж у лягушки-квакушки пол проседать начал, вот и обвалился в один прекрасный день потолок у медведя, погребя под собой все красоту необыкновенную в виде плиточек расписных да люстры хрустальной, с висюличками золотистыми. Ну, там, в хоромах его еще много чего утрачено было безвозвратно: он-то как раз только-только полностью обставился. Понятно, что медведь немедленно лягушку к ответу призвал, ревел так, что два соседних теремка оглохли, но сам ведь кругом виноват. Опять же набежали полчища несметные из комиссий бесчисленных, суд состоялся, и признал он толстопята неправым. Постановил: все медведю назад вернуть, лягушке-квакушке, пострадавшей безвинно, полностью ремонт оплатить. А заодно и другие безобразия всплыли (как будто до сего момента начальство о них не ведало!): запретили медведю баньку строить, выдали предписание ежа обратно вернуть ко всем благам цивилизации.
Очень медведь недоволен был решением суда, все понять не мог, как это он виноватым у них оказался! Неохотно, но начал потихоньку восстановительные работы вести. Да и то сказать: все норовит халтурой от соседей отделаться: у лягушки-квакушки по ходу его ремонтных усилий два сердечных приступа случилось.
Медленно, очень медленно восстанавливается жизнь в тереме-теремке, но надежда у жильцов на прежнее благополучие все же есть. Иной раз сядут они на лавочку да вспомнят котика, соседа своего бывшего непутевого. Хоть и охламон был, каких мало, но нет-нет, но и мелькнет мысль, что все же лучше этого зверюги. Медведь переругался со всеми, всех обхамил, всем кровушки попил! Вот и думай, какое из двух зол меньше – дебошир, пристрастный к валерьянке, или этот, с позволения сказать, уважаемый гражданин, ничем не обделенный, кроме разве что совести, да малой толики порядочности.
Да, а мышку-норушку медведь так к стояку и не подключил, говорит, не его это дело. Слишком мелкое, мол, и ничтожное. И так уж все за его счет живут и хоромы свои затхлые по новой отстраивают. Соседи советуют ей опять же в суд идти и искать там правды. Наверное, она так и сделает – с силами соберется, да еще бумажек всяких накопит о своем бедственном положении, ну, и пойдет доказывать всему свету то, что, собственно говоря, и так каждому мало-мальски мыслящему зверю ясно и понятно, как и то, например,  что в лесном царстве-государстве перед судом все имеют равные права. Сама же мышка-норушка не раз высказывала в этом еретические сомнения, что ж, ей, наверное, видней.

У Вас недостаточно прав для комментирования