Избранный председателем правления Содружества выпускников Литературного института имени А.М. Горького Максим Дубаев обратился с просьбой к Почетным президентам этого Содружества, в том числе и ко мне, написать некую нетленку о родном вузе, чтобы ее можно было публиковать в будущих изданиях нашей организации. Долго я морщил лоб, получилось то, что публикуется ниже. Не знаю, будет ли Максим Дубаев печатать это микроэссе в сборниках, но я решил поместить его на своем сайте — вдруг оно покажется кому-то интересным.
В годы моей юности, а это было более полувека назад, развернулась ожесточенная дискуссия после строк поэта «Что-то физики в почете, что-то лирики в загоне…» Спорили о том, что важнее для Родины и построения коммунизма: «физики», то есть научно-техническая интеллигенция, или «лирики», то есть художественная, называемой по недоразумению творческой, интеллигенция. Дискуссия возникла в то время, когда вечера поэзии в Политехническом музее охранялись конной милицией, собирали на стадионах десятки тысяч слушателей. Нынешним бы поэтам такой «загон»! Дискуссия вроде бы закончилась ничем, но сыграла немалую роль в проникновении методов точных наук в «лирический» обиход, например, в лингвистику, в том, что «физики» стали на десятилетия самыми требовательными и массовыми ценителями произведений «лириков».
Из сегодняшнего далека проблема смотрится несколько иначе. Не в том смысле, что компьютер может сочинять графоманскую музыку и стихи, а в том, что «физики» и «лирики» стали равноправными партнерами в познании действительности. Достижения «физиков» в последние годы настолько внушительны, что можно назвать их великой физико-математической революцией. Поколеблено многое из того, что вчера казалось незыблемым: скорость света, оказывается, может быть более 300 000 эйнштейновских километров в секунду, бозон и поле Хиггса, рождающие фактически из ничего материю, ставят жирную точку на споре, что первично: материя или идея. А это обвал материалистических и идеалистических философий, на их руинах должна возникнуть новая философия и новое мировоззрение человека, потому что прежние мировоззрения обанкротились, марксистско-ленинское, к примеру, оправдывало «научно» каннибальскую классовую борьбу, а теория невидимой руки рынка и предрассудки общества потребления генерируют все новые кризисы и обостряют социально-политические конфликты на планете. И опять «физики» как бы вырвались вперед — создали математику гармонии, стали утверждать, что будущее за гармоничной цивилизацией. А это ведет к тому, что законы диалектики уже почти предрассудки, что закон единства и борьбы противоположностей справедлив для мира животных, но оскорбителен для гомо сапиенса XXI века. (Каждый писатель — философ, вот и мне посчастливилось высказать догадку о новом методе развития всего сущего, который я назвал асимметрикой – подробнее на моем сайте aolshanski.ru см. эссе «Начала асимметрики»).
И что же? В небесах эпоха Водолея, а на Земле начался сдвиг от материалистических приоритетов в сторону интеллектуально-духовных. Процесс сложно назвать Новым Возрождением, поскольку здесь не возрождение, а цивилизационный скачок.
Может ли художественная литература остаться в стороне, а студенты Литинститута на творческих семинарах обходиться «категориями» «нравится» и «не нравится»? Увы. Стремление создавать научную поэзию возникло еще в конце XIX века благодаря теории французского поэта Рене Гиля. Наш Валерий Брюсов много сил отдал популяризации научной поэзии, его взгляды порой страдали наивностью, но в целом он правильно видел перспективу в том, что «только взаимодействие искусства и науки в силах создать истинную культуру данной эпохи». Потребность в новом реализме и новых эстетических принципах в художественной практике стали ощущаться в последние десятилетия прошлого века.
Но дело не в научности художественной литературы. Всё гораздо сложнее. С развитием теории информации стала очевиднее разница между подлинно художественными произведениями и подделками под них. «Информация это то, что устраняет неопределенность» — гениальное определение отца теории информации К. Шеннона. Остальное — шум, банальность. По этой причине многие так называемые литературные произведения настоящей литературой не являются. Неопределенность может устранить только новая информация, то есть художественное открытие, большое или малое, но открытие. Информация в искусстве — образы, не голые биты, а в художественной форме и с эмоционально воздействующей окраской. Не затертые и вторичные, а свежие, яркие, впечатляющие.
Образ, по природе своей, является результатом художнического исследования, то есть познания. Наука в принципе не может здесь подменять «лирика». И наоборот. Согласно теории ограничения систем, когда одна система исчерпывает свои возможности, в действие вступает другая система. В нашем случае системами являются научное и художественное творчество. Еще В. Брюсов справедливо замечал, что «силой творческой интуиции поэт должен улавливать между элементами мира и жизни — связи, ещё не установленные точным знанием, и предугадывать новые пути, по которым наука может идти к новым завоеваниям». Если считать стило инструментом познания, то в таком случае у него два конца.
А как быть с новым реализмом? Вероятнее всего, осмысливать не столько эстетические принципы, сколько практику метареализма, то бишь послереализма. Всё очевиднее признаки нового синкретизма, то есть принципа неразделенности. Пример тому — бардовская песня. Здесь поэт, композитор, певец выступает нередко в одном лице. Да еще и в роли автора имиджа, постановщика театрального представления. Если в Литинституте организовать бардовский семинар, то учить студентов придется не только поэтам, но и композиторам, певцам, режиссерам и т.д. В связи с развитием интернета, IT- технологий молодым прозаикам и драматургам придется осваивать премудрости книжной и компьютерной графики, всего необходимого для создания видео версий своего прозаического произведения, чтобы свое детище использовать не лишь в виде литературного текста, но и фильма, чтобы распространять его через интернет и телевидение. Или творить в содружестве с необходимыми специалистами.
Такими мне представляется некоторые черты будущего Литературного института и Высших литературных курсов, срок обучения на которых несомненно придется увеличивать.
Александр Ольшанский
