43
Первая поездка за границу  всегда самая памятная. Впечатлений было столько, что их хватило на небольшую повесть «Мадонна Чечилия». В ней девять десятых - правда, остальное - технологический, композиционный материал. Да и мне сейчас уже трудно с абсолютной точностью определить, что было в действительности, а что я домыслил. Если я не верю в подлинность написанного, то как может поверить читатель? Размывание границ былого и домысленного для писателя естественно. Не стану останавливаться на всех происшествиях, а расскажу о своих выводах,  к которым пришел в результате поездки.
За границу я ехал сразу руководителем группы, в которой не знал ни единого человека. Перед поездкой меня вызвали в ЦК КПСС на инструктаж. Дали прочитать секретную инструкцию о том, как надлежит вести себя советскому  туристу в капиталистической стране, расписаться  за то, что ознакомился с нею. Не могу сказать, что инструкция сплошь состояла из глупостей, поскольку она помогла мне в критические моменты поездки. Она воспитывала бдительность и недоверие - шла холодная война, в той же Италии в течение года приезжало всего десятка два  советских туристических групп, и поэтому к ним было приковано внимание не только простых итальянцев, но и спецслужб. К тому же, в предыдущей  молодежной группе в Италии остался какой-то «комсомолец», и у ее руководителя были крупные неприятности. Сейчас это, разумеется, кажется странным.
Мое положение осложнялось тем, что моя группа была последней, которая ехала по линии одной жуликоватой итальянской фирмы. В документах на получение визы моя профессия  была легедной - учитель русского языка и литературы, что я работник ЦК ВЛКСМ, ни одна живая душа в группе не должна была знать. Инструктировавший работник советовал уклоняться от разговоров на тему продолжения сотрудничества, мол, я учитель, об этом ничего не знаю. Если же этим жуликам станет известно, что продолжения сотрудничества не будет, то неприятностей для группы не избежать. Думаю, что они не питали никаких иллюзий, поэтому в ходе поездки у нас было немало накладок. Каких именно - извините, но если интересно, читайте «Мадонну Чечилию».
Параллельно с нашей группой  в Италию отправлялись латышские туристы, и поэтому, когда в бюро международного туризма «Спутник» была первая  организационная встреча, то я даже не знал, где мои туристы, а где латышские. Когда прилетели в римский аэропорт Фьюмичино, я  после прохождения пограничного и таможенного контроля, стал  на видном месте и стал поджидать своих четырнадцать девчонок и десять ребят. В автобусе сделал перекличку по списку, разбил на пятерки, назначил старших. Была только одна накладка: перепутали чемоданы, к нам попали вещи, кстати, будущей моей приятельницы, талантливой латышской поэтессы Инары Роя.
Гидом у нас оказалась словенка Лепша, женщина лет пятидесяти, которая не имела никакого представления о русском языке. Я попытался добиться ее замены, позвонил представителю нашего Интуриста в Риме, но тот, узнав, какая нас фирма принимает, наотрез отказался  оказать нам какую-то помощь. Какой-то оболтус из «Спутника» нашел фирму «Рога и копыта», возможно, что не безвозмездно для него лично, а мне предстояло отдуваться.
Впоследствии я не раз убеждался в том, что большинство наших сограждан, работавших за рубежом, отличались мздоимством и чудовищной мелочностью - это шло от соприкосновения с миром выгоды, эгоизма и индивидуализма, погони за чистоганом.  Они перерождались, а вернувшись в Союз, продолжали жить по его законам, распространяя эту заразу. Власть имущие, которым было до народа гораздо дальше чем декабристам, не догадывались, что страна проигрывает свое великое будущее на бытовом, потребительском уровне. Уж себе-то кремлевские обитатели ни в чем не отказывали, а народ пытались держать и в узде, и в черном теле.
Маршрут группы пролегал по северу Италии - Рим, Флоренция, Пиза, Болонья, Милан, Венеция. Богатство музеев меня поразило. За две недели я узнал об изобразительном искусстве больше, чем за всю предыдущую жизнь, включая и лекции в Третьяковке во время учебы в Литинституте. Не зря императорская Академия художеств отправляла художников в Италию на годы, не зря. Мы исхитрились обходиться без Лепши, чье выражение «цеодан» вся группа два дня не могла понять, подозревая, что это какое-то лекарство, оказалось же, что это  переводится  как «целый день». Пристраивались к  англоязычной группе, и наша туристка, которая хорошо знала английский язык, переводила  объяснения их гида. На такое способны только наши люди, у которых всегда почему-то что-нибудь да не так.
На нашем пути попадались и недобитые фашисты - то водитель автобуса по политическим мотивам откажется нас возить, и Лепша будет разъяренно кричать ему вслед: «Фашиста! Фашиста!» Пожилой служащий нашего пансиона, побывавший под  Сталинградом, подавая мне пасту, каждый раз не забывал при этом скрипеть от ненависти зубами. Не раз и не два кое-кого из наших уговаривали остаться в Италии, организовывали нам контакт с наркоманами, предлагали дать таблетки, потерявшей сознание хиппованой девице, забыли предупредить, что фирма не будет платить страховку при  отлете, и мне пришлось под честное слово занимать несколько десятков тысяч лир у представителя другой туристической фирмы…
Но я был свидетелем искреннего сочувствия нам со стороны итальянцев, когда в Париже разбился ТУ-144. Меня всю ночь не отпускали члены миланской коммуны микрорайона номер пять, добиваясь ответа, почему это мы уступили американцам Луну. Или в Болонье нас поселили в гостинице, которая принадлежала старому партизану, воевавшему с нашими против фашистов. Хозяин откуда-то вернулся поздно вечером, обнимал и целовал со слезами на глазах наших туристов, повел к мемориальной стене, предупредив, чтобы мы не говорили по-русски - там было полно фашистов и маоистов. Показывал на фотографии, подписанные нередко только одним русским именем, а то и вообще медальоны без фотографий, и плакал при этом. Потом в гостинице он велел накрыть еще раз стол, все ночь мы с партизаном поднимали самые душевные тосты о дружбе и боевом братстве. Уже перед самым отъездом он принес в мой номер несколько коробок духов для наших девушек и парней, каждому досталось баллонов по десять, и наш автобус с тех пор подозрительно благоухал ими.
Запомнилась и встреча с американцами. Вообще-то американцев, особенно американских старух, которых сопровождают молодые девушки, в Италии можно встретить на каждом шагу, но это была группа уже пожилых, причем исключительно белых янки, которых  смело можно было причислить к среднему классу. Мы обедали каком-то миланском ресторане, когда они, приветствуя нас кивками, вошли в зал,  и сразу почувствовали, что янки смотрят на нас во все глаза. Я уточнил у официанта, кто с нами обедает рядом, он ответил, что группа американцев.
У нас путевки были молодежные, нам даже вместо вина, которое в Италии несколько раз дешевле минеральной воды, подавали в графинах простую воду. Американцы же, должно быть, подумали, что мы хлещем водку. По моим наблюдениям, они даже не ели, пораженные тем, что русские оказались такими же людьми, как они. Мы спокойно, не пяля на них глаза поели, потом встали и пошли к выходу. Молодые, красивые, без хвостов и рогов на лбах. Да еще с доброй улыбкой раскланялись на прощанье с нечаянными соседями. И вдруг американцы от избытка чувств разразились аплодисментами в наш адрес. В ответ мы еще шире улыбались и ниже раскланивались…
В Москву я вернулся измотанным  и почерневшим, но переполненным впечатлениями. Понял, насколько был прав, одно время мой кумир как рассказчик, автор замечательных рассказов и нескольких книг об этом жанре, Сергей Петрович Антонов. Однажды на наш семинар пригласил его Виктор Полторацкий, и Антонов говорил с нами не как с учениками, а как с коллегами.
- Имейте в виду, что у нашего брата есть одна опасность, которую надо уметь избегать, - примерно так говорил он. - У человека две нервные сигнальные системы. Первая - это непосредственные впечатления, эмоции, ассоциации… На ее фундаменте существует вторая сигнальная система, которая заведует процессами мышления, воображения, воссоздания ситуации. Наш брат порой нещадно эксплуатирует ее, забывает, что она пополняется через первую сигнальную систему. Наступает нервное истощение, писать хорошо в таком состоянии невозможно. Поэтому старайтесь путешествовать, набираться впечатлений, не избегайте приключений, влюбляйтесь, хочется выпить - напейтесь. Не забывайте, что между этими системами должна быть гармония. И учите иностранные языки - они помогают точнее, объемнее чувствовать слово.
Стало понятнее, почему литераторам так присущи различные выходки, пьянство, любвеобилие… Все это инстинктивная компенсация, поиск эффективной подпитки первой сигнальной системы.
В тот раз я подошел к Сергею Петровичу, сказал, что  высоко ценю его творчество, слежу за всеми публикациями, но в повести «Разорванный рубль» он употребил применимо к автомобильному слово «двоит».  Надо употребить «троит», поскольку слово это возникло, когда двигатели были преимущественно четырехцилиндровые. Если же один из них не работал, то шоферы говорили «троит». Говорят и  сейчас, независимо от того, шесть или более цилиндров в двигателе. Антонов согласился с моими доводами.
Он был очень талантливым человеком. Со временем его произведения стали казаться мне не такими яркими, как в юности. Вероятно, он себя сильно сдерживал, не позволял раскрыться таланту, распахнуть душу. Но его  творчество - талантливые документы времени, а книги о рассказе - великолепная школа мастерства для молодых писателей.

У Вас недостаточно прав для комментирования