52
А меня, в который раз в жизни, обдала снова своим вечным холодом Смерть. Напомнила о себе. И вскоре я понял, почему. 
Сын стал как-то странно заваливаться на бок. Отвезли  в Морозовскую больницу. У С.И. дрожали руки - ее несчастный брат  умер в заключении. Оставлять сына под ее присмотром было опасно. Нужна была выписка из истории болезни. У С.И. я не рискнул ее брать. Поехал в поликлинику в Останкине - чиновница-главврач и слышать не хотела о выписке, со страху подумала, что я затеваю из-за «скрытой формы дизентерии» против нее какое-то дело.
Снова друзья и знакомые подставили плечо. Завсектором кино ЦК КПСС А.И. Камшалов позвонил кинорежиссеру С.И. Ростоцкому, у которого сестра заведовала детским отделением в Институте нейрохирургии имени Н.Н. Бурденко. В институте сказали: для перевода сына нужно солидное письмо. Поехал к первому секретарю ЦК комсомола Б.Н. Пастухову. Сказал ему, что не погиб в Туркмении, видимо, для того, чтобы спасти сына. Борис Николаевич, улетая куда-то,  подписал письмо в Институт нейрохирургии, наказал второму секретарю ЦК В. Мишину помочь мне, если обращусь.
Директор института А.Н. Коновалов сделал операцию, подержал сына в реанимации три дня и отдал нам. Лечащий врач рассказывал:
- Как же Александр Николаевич ругался! Ведь  астроцитома удаляется раз и навсегда, а  С.И. не удалила ее полностью. Да за это надо в тюрьму сажать!
Слухи об этой операции наверняка дошли и до Морозовской больницы. Начались бесконечные звонки всевозможных поклонниц и защитниц С.И., предлагающих и мне подписать какие-то коллективные письма. Наконец, очередной общественнице пришлось недвусмысленно сказать:
- Передайте С.И., чтобы она больше никого не подговаривала звонить мне. Если звонки не прекратятся, я оставляю за собой право подать на нее в суд. Для этого оснований больше чем достаточно.
Помогло.
Что касается журнала «Юность», то там поступили достаточно умело и оригинально. За счет ставки первого заместителя главного редактора учредили должность заместителя ответственного секретаря и назначили на нее Алексея Пьянова, который со временем стал главным редактором журнала «Крокодил». Поэт Андрей Дементьев остался единственным заместителем главного редактора, а затем стал главным редактором журнала «Юность».
Понять Андрея Дементьева не трудно. Когда меня пригласили на работу в ЦК комсомола, Дементьев был там заместителем заведующего отделом пропаганды и агитации. К тому же, известным поэтом. На его месте меня бы тоже обидело назначение в мои начальники в литературном и творческом плане  менее опытного человека.
Поэтому спустя год, когда он с женой Галей тоже приехал в  Пицунду, я с Дементьевыми несколько раз прогуливался по территории дома творчества писателей, но  мы ни разу не затронули  деятельность журнала «Юность», не говоря уж о кадровых интригах. Помнится, он сказал, что пригласил в гости певца и композитора  Евгения Мартынова, попросил меня предупредить, когда буду уезжать. Дементьеву хотелось, чтобы в моем номере поселился его друг и соавтор.  В день отъезда я  нашел Дементьевых и Мартынова  на пляже и передал им свои апартаменты из рук в руки. Так вот и закончилась история с моим переводом в журнал «Юность». Полагаю, к всеобщему удовлетворению.
К этому времени в литературной жизни  столицы чувствовалось, что идеологические власти стали активнее поддерживать западнические настроения. Они должны были погашать задолженность Советского Союза по, так сказать, хельсинскому оброку. Вроде бы гуманитарному по содержанию (потом, когда Советский Союз развалят, гуманитарной акцией будут называть даже обстрелы  Сербии  ракетами с радиоактивными сердечниками), защищающим права человека, на самом же деле разрушающему не столько тоталитарную систему, исчерпавшую себя идеологию, сколько государство, общественную мораль, традиционные ценности.
«Целились в коммунизм, а попали в Россию» - камуфляжное  умозаключение, скрывающее то обстоятельство, что изначально целились в Россию, в том числе и коммунизмом. Казалось бы, шла борьба с самодержавием, на самом деле с Россией, с ее верой и культурой, традициями и житейским укладом. Так продолжалось со времен взятия Парижа в Отечественную войну  до отречения последнего самодержца от престола. Когда наши казаки и гусары вводили во французский язык словцо «бистро», ошеломленная Европа задумалась над тем, каким образом окоротить восточного медведя, который  разгромил самую современную и боеспособную армию мира. С тех пор  евробомонд стал культивировать отношение ко всему русскому, как  второстепенному, нецивилизованному, не входящему в культурное пространство континента. Не Кутузов обратал супостата на бескрайних просторах России, о Кутузове в Европе, быть может, сегодня еще что-то знают профессиональные историки, а сэр Веллингтон победил Наполеона возле деревеньки Ватерлоо, конечно же, самого великого из всех великих европейцев. Сам Наполеон, видимо, рассчитывал на поддержку российской элиты – она в то время изъяснялась по-французски чаще и лучше, чем по-русски. Но его нашествие  привело к тому, что даже в салонах типа Анны Шерер французская речь перестала звучать.
Европа не могла не задуматься и не сделать выводов из феноменальной победы России. Ведь восточный медведь одолел не французскую армию, она  только так называлась, на самом деле она состояла из «двунадесяти языков», была фактически объединенной армией Европы, за исключением  разве что Пруссии да Англии. С той поры все общеевропейские конгрессы, начиная с Венского 1814-15 гг., обязательно сопровождались  сепаратными договорами или содержали в своих документах явные дискриминационные меры по отношению к нашей стране.  Европа стала культивировать  в   высшем свете России,  особенно в разночинских,  образованных кругах, где окукливалась интеллигенция, любовь ко всему западноевропейскому. И поддерживать, в том числе материально, всех, кто боролся якобы с самодержавием – тут достаточно вспомнить давление Ротшильдов на царское правительство с целью поддержки «разбуженного» Герцена. В конце концов, дело дошло до того, что германский генеральный штаб чуть ли не в открытую финансировал  «ленинскую гвардию». Увы, это было не последним актом поддержки Западом деструктивных сил внутри нашей страны, продолжается она и сегодня, причем в масштабах, о которых в России, если ее не погубит окончательно нынешняя лжеэлита, будут иметь представление через много-много лет.
На переломе веков и тысячелетий, размышляя о судьбе своей страны, нельзя не  придти к выводу, что все несчастья моей Родины вписываются  в формат Великой антирусской войны, которая ведется европейским политбомондом вот уже почти два столетия. К сожалению, власть имущие не понимали и не понимают: когда они делают уступки Западу, то его аппетиты только возрастают, что все   брожения умов в стране, восстания, многочисленные войны, в том числе две  мировые, и одна «холодная», двойные стандарты, беспрерывные попытки унизить Россию, исключить ее из числа победителей в любой области - всё это акции Великой антирусской войны. Отрадно, с одной стороны, что президент В.Путин возвращает  принадлежащее России право быть одним из самых влиятельных центров мировой политики, что наша страна отныне вне привязки к громыхающему устаревшими подходами политическому шарабану США. Но, с другой стороны, самостоятельность России вызывает на Западе старую изжогу, обусловленную гастритом на почве страха, подозрительности, бессилия, ненависти и жадности. Горбачев  с Ельциным  подлечили  родовую болячку западного политбомонда, но  ценой развала страны, тем, что их соотечественники стали причислять к позорному племени геростратов. Отныне, по крайней мере, лет сто придется западному политбомонду корчиться от изжоги и гастритных болей, если, конечно,  в Кремле не воцарится какой-нибудь Гайдар или Чубайс.
Крайне необходимо хотя бы  подвести итоги «холодной войны», подписать какой-то всемирный договор или конвенцию, исключающие подобные войны в будущем. Наша дипломатия должна как в тире выводить из строя всевозможные двойные стандарты, принятые в эпоху дредноутов и действующие по сей день. К примеру, мы  восстанавливаем Чечню, в том числе Грозный. Надо бы делать это за счет семьи Ельцина и его генералов, но если мы, население страны, допустили новую кавказскую войну, то должны, по справедливости,  платить за  это.
А почему американцы не восстанавливают Белград и Сербию? Они  заявили европейцам, мол, мы очень  сильно поиздержались  на бомбёжках, так что занимайтесь сербами сами. Почему российские саперы восстанавливают мосты в Ливане, а не израильские, за счет израильского бюджета? Почему рядом с Милошевичем на скамье подсудимых не сидели мистер Клинтон и мадам Олбрайт, а рядом с  Хусейном –  ни одного Буша? Да потому что в мире нет ни уголовной, ни  материальной ответственности за варварство, жестокость, преступное неуважение к человеческой культуре и  жизни. Если бы знал Буш-младший, что ему придется отвечать за бомбардировки Ирака, восстанавливать за счет США каждое порушенное здание, за каждую  погубленную невинную жизнь выплачивать огромную, исчисляемую многими миллионами долларов, сумму, то он десятки бы раз подумал, стоит ли ему размахивать дубиной. А то ведь что -  потеряли контроль республиканцы над обеими палатами конгресса, вот и всё наказание. Рейтинг, видите ли,  упал…
Советский Союз, как бы его  нынче ни позорили заказные разоблачители, сдерживал  экстремистов, не допускал актов международного разбоя, хотя и сам, исходя не из национальных интересов, а  ложных  идеологических соображений,  участвовал в них.  Неоимпериалистам надо было устранить это препятствие – отсюда и «империя зла», и откровенная поддержка  деструктивных элементов внутри страны, разжигание националистических страстей, воспитание ненависти ко всему русскому  в национальных республиках, в странах Восточной Европы.
Понимали ли мы, в издательстве «Молодая гвардия», куда всё идет? Чувствовали опасность, но не понимали, что впереди - катастрофа. Не знали и сидельцы на Старой площади, не имели представления и околокремлёвские академики придворной науки. Старую площадь  раздражал журнал «Молодая» гвардия» во главе с Анатолием Никоновым. То Михаил Лобанов опубликует статью, то Виктор Чалмаев разразится своей «Неизбежностью», со страстным протестом против стандартизации сознания и духа, засильем массовой культуры (за несколько десятилетий предупреждал о поджидающей нас опасности – вдумайтесь в это!), а за бугром европейские леваки из числа интеллектуалов стали вдруг размышлять о судьбах коммунизма, вопрошая: «Роже Гароди или Чалмаев?». «Не по Ленину, не по Марксу-Энгельсу будет отныне развиваться коммунистическая идея, да?!» - всполошилась Старая площадь.  В либерально-западнических изданиях поднялся дружный лай - и не  быть  Анатолию Никонову главным редактором.
Потом вдруг дискуссия в Большом зале ЦДЛ под названием «Классика и мы». Надо быть очень наивным человеком, чтобы допустить ее стихийный характер. Большой зал отдавался на весь день да ещё под дискуссию с весьма высокого позволения. Не знаю, какие силы стояли за спиной участников дискуссии, но у меня сомнения вызвало     утверждение С. Куняева, что ее организатором стал В. Кожинов. В своем письме-обращении к Валентину Сорокину он пишет:  «Вспомни, что именно он организовал и осуществил наш первый бунт против еврейского засилья в культуре в 1978 году — дискуссию "Классика и мы", которая сорвала табу с русско-еврейского вопроса. Он умел укрощать агрессивные еврейские импульсы, объясняя их носителям, что, не считаясь с русской историей и развязно русофобствуя, они играют с огнем. Он всегда предостерегал их от попыток властвовать в России и старался поставить еврейскую элиту на свое место в нашей истории».
С. Куняев  ошибается: дискуссия состоялась 21 декабря 1977 года, в день рождения Сталина, и хотя об этом, кажется, никто не вспомнил, либерал-реформаторы использовали ее для искоренения  рецидивов сталинизма, которые давали о себе знать в годы застоя. С. Куняев напрямую обратился к В. Сорокину потому, что тот обвинил В. Кожинова… в еврействе (!?). Здесь Валентин Сорокин хватил лишку: В. Кожинов –  вне всякого сомнения, патриот России, но фигура сложная, увлекающаяся, радующаяся каждому таланту.
Однажды В. Кожинов позвонил мне, когда я работал в Госкомиздате СССР, и пригласил к себе домой. Объяснять причину он не стал. Мы знали друг друга, я подумал, что предстоит не телефонный разговор. Он жил в районе знаменитой «собачьей площадки» на Арбате.  Захожу в квартиру, Кожинов усаживает  за стол, на котором выпивка-закуска. «Выпьете?» - спрашивает он. На работу возвращаться я не собирался, поэтому ответил, что  с удовольствием… На этом Кожинов меня и поймал: мне налил, а сам отказался, мол, он теперь не пьет. Потом  завел магнитофон с записью песен в исполнении баса Х.  Попросил издать сборник исполняемых им  песен в издательствах «Музыка»  или «Советский композитор». Не знаю, кому принадлежала  эта «блестящая» идея – певцу Х. или Вадиму Валерьяновичу. Книга – не пластинка, издавать подобные, так сказать  авторские репертуарные, сборники было не принято. Как, впрочем,  и  авторские сборники  переводчиков,  - в то время от нас требовали  издать даже собрание сочинений одного  известного переводчика. Разумеется, В. Кожинов расстроился, но не настаивал больше на издании такого  песенника. И мне было неприятно отказывать ему: я-то хорошо знал, сколько он приложил усилий для того, чтобы  в литературе заняли принадлежащее им  место, в том числе Н. Рубцов, А. Передреев, Ю. Селезнев…
Был ли В.Кожинов инициатором дискуссии  «Классика и мы»? Возможно, не исключаю, что он играл роль здесь серого кардинала. Но и не исключаю того, что был кто-то покардиналистее – так подсказывают интуиция и  опыт аппаратчика тех времен. В самом деле, конец 1977 года, застой набрал силу, «сиськи-масиськи» - примерно так  Л.Брежнев выговаривал слово «систематический» - вызывали лишь смех и порождали анекдоты. Народ не догадывался, что он не из худших правителей, потому и насмехался.   А как называлась дискуссия? «Классика и мы. Художественные ценности прошлого в современной науке и культуре». Очень грамотное название, проходное, как тогда выражались.  Председательствовал Е. Сидоров – будущий ельцинский министр культуры. Тоже грамотно.
Докладчик – Петр Палиевский, к тому времени, если не ошибаюсь, уже заместитель директора Института мировой литературы имени А.М. Горького.  Очень талантливый  человек, обладающий феноменальной памятью (его брат Михаил работал в «Комсомольской правде», и когда редакционное бюро проверки оказывалось в тупике, то приходили к нему и просили позвонить брату). В «Мастерской»  была напечатана статья П. Палиевского «Мировое значение М.Шолохова», где он, в частности, писал: «Одна из устойчивых идей Шолохова – это истребление середины». И где  исследуется диалектика разных «середин»  -  м е ж д у   сражающимися крайними и «которую никак нельзя путать с межеумочной, - основа. Она не середина, а   ц е н т р а л ь н о е…»  Что сие означало в пору, когда пошла борьба между   почвенниками, русофилами, патриотами, с одной стороны, а с другой – западниками, либерал-реформаторами?  А то, что Палиевский предупреждал: «середина выедается», то есть, хочешь или не хочешь, а принимай какую-нибудь сторону и борись. Как всегда побеждает примитивное. В данном случае – понимание проблемы, на которую обратил внимание Палиевский.
К дискуссии мы еще вернемся, но здесь я вынужден попросить читателя набраться терпения, поскольку проблема очень сложная, уходящая корнями в славянофильство и к так называемыми революционным демократам, прапрадедушкам нынешних западников и либерал-реформаторов. «Холодная война» была прежде всего войной идеологической, в сфере культуры и, особенно, в литературе.  Я как-то узнал, что на работу против Союза писателей СССР и писательских  организаций на местах в расчете на одного советского писателя в ЦРУ выделялось 16 тысяч долларов в год. А средний гонорар у московских писателей был… 70 рублей в месяц. Но ведь кто-то получал десятки тысяч рублей, ведь секретарские поделки могли печататься одновременно в трех журналах, стало быть, многим из остальных – шиш. Какое основное занятие было у М.Суслова,  гречневого фельдмаршала идеологии (питался гречневой кашкой с молоком – в них-де полный набор аминокислот и витаминов) и его нукеров? Да то же, что и у городового бляха номер 20 из рассказа  Л. Андреева –   не пущать, поскольку не дозволяется, хватать за шиворот и тащить в околоток. Так что застой был в первую голову идеологический,  интеллектуальный, духовный.
К нашему времени, когда пишутся эти строки, опубликованы уже статьи тех, кто принимал участие в зашифрованных  цековских группах, которые  как раз и сталкивали лбами почвенников и западников. С какой целью? Во-первых, разделять, чтобы властвовать. Во-вторых, предъявлять Западу картинку, свидетельствующую о том, вот какие мы открытые и откровенные. Не зря же  французская «Монд»  широко откликнулась на дискуссию. В-третьих, чтобы знать о своих оппонентах как можно больше: и левые, и правые  не поддерживали сусловщину. С той лишь разницей, что одни были откровенны здесь, а вторые – на словах поддерживали, а на самом деле – плевались. Но те и другие использовали ее в борьбе со своими противниками.
Означает ли это, что политика ЦК КПСС, на знамени которой был  интернационализм, в действительности разжигала в среде творческой интеллигенции межнациональную рознь? Увы, скорее да, чем нет. Объективно такая политика соответствовала стратегическим целям США и их союзников по  обострению в СССР межнациональных отношений. Окостеневшая, начетническая идеологическая модель социализма, лишенная саморазвития, была идеальной целью для поражения ее бесчисленными антисоветскими центрами, обладающими огромной армией профессионалов и материально-техническими ресурсами. Очень часто эти профессионалы весьма умело и эффективно  поддерживали процессы, рождавшиеся в стране, придавали им разрушительное ускорение, а академики сусловской науки  -  они всё еще рьяно воевали в абстрактных высях с проявлениями  тлетворного идеализма.
Очень точно  состояние правящей верхушки в те времена передаёт такой анекдот. Брежнев на художественной выставке вдруг спрашивает сопровождающих: «Идея?» Ему начинают растолковывать, что идея этой картины в утверждении созидающего начала. «Идея?» - опять вопрос. Ему вновь талдычат о созидающем начале. «Иде Я?!» - рычит Брежнев. Опытный аппаратчик тут же сориентировался, отрапортовал: «На выставке посвященной рабочему классу под девизом: «Слава труду!»
В союзных республиках наблюдался рост антирусских настроений, поднимал голову махровый национализм. В каждом советском человеке было как бы два экземпляра: один истинный, для бесед на кухне, при отключенном телефоне, а второй как бы публичный, для маскировки истинных убеждений – употребление прилюдно лояльных к власти штампов, прокоммунистической тарабарщины на собраниях, совещаниях, обсуждениях. Раздвоение было и в поведении, делах. Чем закончилось – общеизвестно.
Мне в те далекие семидесятые годы, вернее, в их конце казалось, что левые, и правые не очень-то ведут себя по-джентльменски. Как-то мой друг С. неожиданно для меня сказал: «Саша,  ты - идеальный сержант. Именно сержанты, командуя  подразделениями, решают успех борьбы». Не скрою, я смотрел на него во все глаза, ожидая, что он скажет, а кто же генералы, чьи великие замыслы должны воплощать  идеальные сержанты? О генералах С. ничего не сказал – да и зачем о них знать сержантам? Дескать, твое дело – действовать. Не этим ли обстоятельством была вызвана попытка десантировать меня в журнал «Юность» в качестве патриотически настроенного спецназовца?
Пройдет немного времени, и один из самых активных «молодогвардейцев» с грустью скажет мне: «Они хотели использовать нас как ударную силу, но мы догадались об этом». Я же добавлю сегодня, что тем, кто покардинальнее, хотелось, чтобы мы были что-то вроде спарринг-партнёров для либерал-рефораторов. Чтобы на нас отрабатывались удары, тренировались те, кто в итоге приложил руку к катастрофе Советского Союза. Впрочем, если  мы, поумнев, отошли в сторону, то наши места на линии  бессмысленной, более того, дурно пахнущей борьбы, были заняты так называемыми патриотами самого разного раскраса. Опасаюсь, что Россия повторит судьбу СССР, если власть имущие не возьмутся за ум и не начнут консолидировать общество с разных сторон, на всех этажах, во всех эшелонах, во всех национальных квартирах, а самое главное – в сознании  россиян. Но для того, чтобы требовать, надо самим понять очень отчетливо и ясно, что именно. Пока же наверху лишь «бесконечные бизнес-планы».
Противостояние почвенников и западников вылилось в противостояние русских и евреев. В среде почвенников то и дело возникали слухи, что у такого-то русского патриота  мать еврейка или что-то в этом роде. Даже фамилия Ивановых стала больше еврейской, чем русской. А что говорить об Ольшанских? Среди Ольшанских евреев немало, но есть и другие Ольшанские – родственники древних князей по боковым линиям, белорусские, польские, украинские, чешские,  литовские, наконец, русские, а ещё – из числа «колокольного дворянства», то есть православных священнослужителей, поскольку католические аббаты и ксендзы давали обет  безбрачия. Но до таких ли тонкостей ревнителям чистоты национального происхождения?
Порой подозрения в «нечистоте» родословной вынуждало подозреваемого с особой  силой опровергать их. Например, мне в свое время уши прожужжали, что настоящая фамилия у того же Валентина Сорокина – Соркин, естественно, еврейская. Бред, но так обиженные сводили с ним счёты. А вот как вёл себя поэт Евгений Храмов, внук небезызвестного большевика Абельмана. Храмов был полукровкой, поэтому в еврейской кампании он начинал обвинять  присутствующих в том, что они сионисты, «не  дают, нам,  русским житья…»  А в  русской кампании – «вы все здесь антисемиты, ненавидите нас, евреев…» Полагаю, так он развлекался, издеваясь над теми и другими.
Однажды мой друг С. прямо-таки с испугом в глазах спросил: «Слушай, а почему я твою мать не видел?» Наверное,  кто-то что-то наплел обо мне или же он сам  услышал, как моя жена говорила сыну о моей матери, называя ее «бабушкой Феней». Да и мою жену Наталью по причине фамилии не раз причисляли к еврейкам, причем сами еврейки, да еще и обвиняли в том, что она скрывает свою принадлежность к богоизбранному народу. А она – «из средней полосы», как выразилась одна ее коллега по работе. Но разве Феня Ольшанская может быть не еврейкой? Мать приезжала к нам, один раз даже на пару со своей сношенницей, тёткой Манькой, то есть женой Николая Дмитриевича, родного брата моего отца, и старинной подругой.  Однако сомнения у С. насчет моей родословной были непоколебимы, он  подозревал, что я умышленно не показываю свою «еврейскую» мать. Пришлось по методу «я – не верблюд» рассказывать, что  ее имя Феодосия,  отчество – Егоровна, девичья  фамилия – Балабай. Что отец ее погиб в Харькове в 1905 году,  ее мать с горя наложила на себя руки, что мою шестилетнюю мать, у которой на руках был трехлетний брат Иван, взяли в еврейскую семью в качестве служки – из этого следовало, что мой дед погиб во время революции, иначе евреи не позаботились бы о его детях. Семья стала называть ее по-еврейски Феней, вот и пошло с  той поры – Феня да Феня. Когда я  вдобавок к этому показал фотографии матери, то С.  вспомнил ее и успокоился.
Полагаете, что на противоположной стороне не было ничего подобного? Владимир Маркович Санин, прекрасный человек и очень хороший писатель, жаловался мне, что  к нему правоверные братья по коленам израилевым, относились тоже с подозрением и недоверием. Он в шестнадцать лет добровольцем пошел на фронт, был ранен, женился на пскапской девушке-партизанке, которую немцы расстреливали, но она  вылезла  ночью из-под трупов и выжила. В. Санин писал об экстремальных ситуациях, сам был экстремалом, если выражаться по-нынешнему, облучился,  допытываясь до деталей, что произошло в Чернобыле, у пожарников, которые умирали в московской шестой больнице. У него воспалились раны, и он умер, не написав книгу о Чернобыле.
Как всё это можно назвать?
Если бы сейчас С. спросил меня о родословной, то я бы ему посоветовал почитать  книгу академика В.В. Кандыбы «История великого еврейского народа», в которой он, как считают некоторые, впервые научно доказал, что русские и евреи – один народ, с одной общей историей и судьбой. Сказал бы ему, что он и Джордж Буш-младший, которого С. терпеть не может, как впрочем, и я, - вполне вероятные родственники. Ведь древние праславяне, пришли в Причерноморье из Ирландии (?), а Буши – тоже оттуда, но недавно. И что  слово  «славяне», вполне возможно, произошло не от английского slave  или немецкого Sklave, что означает «раб», а от  византийского  «цлав», то есть «крест», и означало  древних выкрестов, то есть  евреев, принявших христианство. Можно было сюда  же добавить, что слово «казак» очень напоминает древнееврейское «хазак», что означает «сильный», а также  загадать загадку: почему в переводе с иврита «Шолохов» будет  по-русски звучать как «Посланцев», «Мелехов» - «Царский»,  «Макашов» - «Взрывчатый», а «Баркашов» - «Вспыльчивый»? Какие будут мнения?
Конечно, все  эти утверждения  далеко не бесспорны. Но мне представляется такой же надуманной ожесточенная, а порой и явно провокационная, борьба на межнациональной основе между  неославянофилами и современными российскими евреями. Засилье последних  на телевидении и в бизнесе раздражает многих. Ведут себя они порой вызывающе, а это и порождает национализм. Как-то писатель Александр Режевский, характеризуя мне одного из своих соплеменников, воскликнул: «Да он же рассадник антисемитизма! На него стоит один раз взглянуть или один раз его послушать, чтобы стать на всю жизнь антисемитом!» К прискорбию, такие «рассадники» не сугубая редкость.
Но «еврейская» тема отошла на задний план, на первом месте оказались проблемы, связанные с «кавказской национальностью» - явно какой-то косолобый чиновник изобрел  этот термин-уродец. Вообще эти проблемы порождены  бездарной национальной политикой либерал-реформаторов и мздоимством продажных чиновников. В многонациональной стране среди властных структур никто по-настоящему не занимается  гармонизацией межнациональных отношений. Из трагических событий в Кондопоге, увы,  не сделаны выводы и, судя по подходам к ним, вряд ли будут сделаны.
Если бы я был молодым и зеленым, то, видя всё это, не стал бы вновь неославянофилом и русским националистом? Вот на этом, как мне,  стреляному воробью и тертому калачу, представляется, и строится весь расчёт. Удалось СССР развалить с помощью антикоммунизма, хотя и коммунизма в нем, кроме агитпроптрёпа, никакого не было? Удалось. По большому счету ударную силу разрушителей подпитывали как раз именно так называемые патриотические силы. То есть левые существовали благодаря правым и наоборот. Если бы не стало одних – исчезли бы и другие.
Это вовсе не значит, что  нельзя любить свою страну, быть патриотом. Патриотизм – одна из основ человеческой личности. Гонения патриотов вызывали, вызывают и будут вызывать обратную реакцию. К сожалению, любовь к  Родине  нередко  приобретают форму «любви» против чужаков. Бандеровцы любят Украину, но  против москалей. И я люблю Украину, Восточную, Левобережную и Правобережную, но не Западную, ибо терпеть не могу бандеровцев; тоже ведь «люблю», получается, против, поскольку мне невыносимо больно, что триединый русский народ – собственно русские, белорусы и украинцы – разодран на три государства.
Либерал-реформаторы с первых шагов «перестройки» настойчиво вколачивали в сознание россиян формулу «Патриотизм – последнее прибежище негодяев». В  геростратическом азарте они пренебрегали тем, что «туземцы» из этого могут сделать вывод, что забугорные союзники  либерал-реформаторов именно таковыми и являются, что США, в частности, – страна исключительно негодяев. Ведь так, как любят американцы свою страну, как размахивают  полосатыми «матрасиками» по малейшему поводу – надо ещё поискать. Формула представляет собой поставленную с ног на голову мысль английского критика и эссеиста Сэмюэля Джонсона (1709-1784), который говорил, что если у негодяя  осталась любовь  к родине, то не всё ещё потеряно. Когда стали указывать либерал-реформаторам  с помощью первоисточника на шулерское передергивание, «вколачивание»  пошло на спад, но надолго ли? 
У законов есть одно неприятное свойство - они пишутся в расчете на самого изощренного преступника и негодяя. Иначе они не смогут оградить от их преступных посягательств честных и допропорядочных. В России ставить телегу впереди лошади практически обычное явление. Поэтому и принимаются законы об экстремизме, что стало в последнее время госдумовской модой, а вот закон о патриотизме, насколько  мне известно, никто не разрабатывает и не готовит к принятию. Каждый человек, в том числе наш, должен иметь не только природное, но и юридическое право любить свою Родину, и должен быть огражден от обвинения за это в негодяйстве - от преступления несомненно уголовного характера.
Что из себя представляли  неославянофилы или почвенники? Весьма тонкую прослойку интеллигенции, причем творческой, которая  не обладала никакой реальной силой. Скорее она была пугалом, жупелом для Запада, нужнейшим инструментом для либерал-реформаторов, за спиной которых маячили мощнейшие государства с их  возможностями, не идущими в никакое сравнение с  ничтожными возможностями патриотической интеллигенции, одергиваемой и преследуемой своим же государством. Почему снаряд пробивает броню? Потому что стальной сердечник снаряда заключен в свинцовую оболочку, благодаря которой он входит в броню как в масло. Увы,  патриотической прослойке творческой интеллигенции  была предназначена роль такой оболочки при  уничтожении Советского Союза.
Сделаю отступление в отступлении. Если не ошибаюсь, в 1980 году я был включен в делегацию по проведению декады советской книги в Болгарии. Возглавлял ее председатель Госкомиздата БССР И.И. Делец, кроме меня в нее еще входил заместитель начальника всесоюзного объединения «Союзкнига» Сергей Кейзеров. В честь декады член политбюро ЦК БКП Цола Драгойчева устроила  в Софии прием, куда набежало человек шестьсот братушек, а утром мы покатили по стране. Хозяином был Цеко Цеков, начальник международного управления болгарского комитета по печати, а хозяйкой – переводчица Миряна с весьма не тощей сумкой левов.
Меня донимал гастрит, а неутомимый Цеко через каждые полчаса останавливался возле очередного  питейного заведения. «Опять?» - ворчал я. «Да тут кофе хороший», - отвечал Цеко. Какой там  кофе! «Скоро мы твою сумку пропьем?» - спрашивали мы у красавицы Миряны, на что она уклончиво-загадочно улыбалась.
Естественно, надо было произносить целыми днями тосты. Однажды я произнес совершенно неожиданный тост:
- Предлагаю выпить за то, чтобы мы больше Болгарию не освобождали!
- Почему? – спросил озадаченный Цеко.
- А потому, что мы Болгарию больше никому не отдадим!
- Ты не прав,- сказал Цеко и стал пить больше обычного.
Потом он приезжал в Москву, я его повел в ресторан ЦДЛ, где вновь зашел разговор о моем тосте.
- Ты не прав, ты не понимаешь… - и от обиды за мое упрямство у него показались слезы на глазах.
- Цеко, да не волнуйся ты, пожалуйста. Если что, то я на танке перед твоим домом в Софии специально отгазовку сделаю, - успокаивал  я.
- Нет, не сделаешь! Ты не знаешь, какие силы собраны. Всё гораздо хуже, чем ты можешь даже представить! – и он стал плакать навзрыд. На нас стали обращать внимание, я отвез его в гостиницу, но и там Цеко был безутешен.
Между прочим,  он  был, как нам шепнули,  резидентом болгарской разведки в Иране и, естественно, очень информированным человеком. За деятельность, несовместимую и т.д., его выслали. В  предчувствии, вернее, накануне катастрофы он и стал пить. Потом, когда пошли, казалось бы, безумства «перестройки», я очень часто вспоминал Цеко Цекова, думал о том, как же мы были самонадеяны и глупы, сами, расталкивая всех, ломились в ловушку, приготовленную для нас.
Поэтому и вернемся на дискуссию «Классика и мы». После доклада Палиевского слово взял Станислав  Куняев - читал свою давнюю статью о Багрицком и Мандельштаме. Он предлагал опубликовать ее в третьем выпуске альманаха «Мастерская». Статья камня на камне не оставляла от расхожего мифа о  Багрицком, как о советском классике, обращала  внимание на его воспевание террора по отношению к крестьянству, отсутствие гуманизма, причем, Куняев делал это с присущей ему доказательностью и глубиной. Такая статья нужна была, чтобы молодые писатели могли учиться с подобной глубиной анализировать поэзию, в том числе и свое творчество. И я по-дружески, предельно откровенно объяснил ему, почему не смогу опубликовать.
- Стас, я не знаю, будет ли вообще третий выпуск «Мастерской». Если будет, то после такой статьи  альманах обязательно закроют. Сейчас надо, чтобы страсти утихли. Может, через выпуск или даже два… Или ты хочешь, чтобы в борт «Мастерской» немедленно вкатили раскаленную болванку? – спросил я.
Куняев забрал статью, наверняка обиделся на меня. Он ведь напомнил В. Сорокину резолюцию на его стихотворении «Снять! В. Сорокин».
Выступление С. Куняева наэлектризовало зал. На трибуне витийствовал Анатолий Эфрос, который потребовал не сбрасывать Багрицкого с парохода современности, не стравливать Булгакова с Мейерхольдом… На стороне  почвенников или, как их называют левые, «национал-патриотов», выступили М.Лобанов, Ю.Селезнев, В. Кожинов. Со стороны либералов – Е. Евтушенко, С. Ломинадзе, А. Борщаговский. Были и центристские выступления, в частности, И. Золотусский исключил себя из «мы» Евтушенко.
Во время перерыва я подошел к Евгению Сидорову и спросил его:
- Женя, скажи, что тут происходит?
Лицо у него было раскрасневшимся, видимо, нелегко ему  давалось председательствование, но ответил он на удивление спокойно:
- А… Пускай выпустят пар.
Эта реплика – пусть маленький, но еще аргумент в пользу того, что кому-то позарез нужна была эта дискуссия. Кто-то принял ее за «первый бой», а  я склонен относить ее к числу доказательств того, что в стране якобы подняли голову «национал-патритоты», следовательно, тут и до национал-социализма недалеко. Короче говоря,  СССР – «империя зла». Стало быть, нужны ассигнования для  программ борьбы, поддержки свободолюбивых «либералов», диссидентов и т.д.
Накануне «перестройки» разыгрывалась «национал-патриотическая» карта против СССР. Четверть века спустя разыгрывается «шовинистическая», «фашистская» карта против России. Что тут нового, скажите мне на милость? Появление «кавказской пешки» на карте политшахматиста Збигнева Бжезинского, которую он продвигает в королевы и которая России поставит мат? В сущности –  банальный ход, старая, заезженная пластинка, но она может обернуться немалыми бедами для народа.
Так что же делать?
Россия на пороге кондопогизации – не дай Бог этому случиться.  Надо, повторяю, всерьез заняться гармонизацией  межнациональных отношений. Запугивание  обвинениями в ксенофобии, экстремизме – всё это  акции чиновничества по самообороне и самоутверждению, не имеющие практически никакого значения и отношения к истинным причинам. А они – в бездарных, непродуманных реформах, самоустранении чиновничества от решений, представляющих общенациональные интересы, отсутствии национальной политики, продажности чиновничества и в его полной безответственности за всё, что происходит в стране. Господи, пока не поздно, отведи от России новую беду и вразуми власть у нас предержащих! 
Возьму на себя смелость предложить весьма ассиметричное, как нынче принято выражаться, решение. Я бы каждому, кто достиг гражданского совершеннолетия, то есть в 18 лет, вручал бы генетический паспорт. Полицейско-милицейский «тугомент» нужен ведь чиновникам да той же милиции-полиции для ее собственного удобства, а генетический паспорт, в котором нельзя ничего переделать или подчистить – это история твоих предков на протяжении многих тысячелетий. Кто ты:  из викингов или шумеров, из семитов или  удэгэ, японцев или испанцев, из ирокезов или каких-то бумбу-лумбу… Это не новая попытка смешать языки или перепутать родовые корни, внести смущение в души и сознание – нет, необходимо показать каждому, что он в родстве со множеством народов. Чтобы снять агрессивность к представителю не своей нации, сделать смешной национальную исключительность, будь она еврейская, русская или французская... Шутливый лозунг моего друга «Помогите найти родных!» станет лейтмотивом  межчеловеческих отношений? А поскольку в 14-м поколении все родственники, что я не устаю повторять, то это не может не пойти на благо всему человечеству.
Значение национальной престижности упадет, но эра всемирного братания не наступит, отнюдь нет. Как существовали государства, так они и будут существовать. Но определяющими для человеческой личности станет  языково-культурная (или религиозная) идентификация. А поскольку у человека ближайшего будущего будет не один родной язык, то  в масштабах конкретной личности будет дополнительно снижаться уровень межнационального противостояния.
Мне возразят: бред, чепуха, которая ничего не решит. Вон в Ираке сунниты и шииты, казалось бы, один народ, а друг друга режут и взрывают. А  я и не предлагал панацею, особенно по межрелигиозным отношениям, в которых мало что понимаю. Надо снять остроту межнационального противостояния, направить энергию в область самопознания, отвести ее от кулаков и пальцев на спусковом крючке, запустить работу  души.
Человечеству крайне необходимо выиграть 30-50 лет, чтобы не погрязнуть в межнациональных или межрелигиозных войнах. К 2050 году у него будут совсем другие, общечеловеческие заботы. Не исключено, что начнется сбываться пророчество Н. Федорова из его «Философии общего дела», то есть люди начнут «воскрешать» своих предков или же  моделировать  новых гомо сапиенс, свободных от генетических изъянов. Запретами на клонирование тут ничего не удастся приостановить, поскольку новые люди будут нужны для освоения бескрайних просторов космоса.
Что же касается ДНК-паспортов, то это реалии  ближайших лет. Человечество саморегулируется помимо своей воли. Или ему кажется, что оно саморегулируется.

У Вас недостаточно прав для комментирования