72
Весной 1987 года мне предложили возглавить управление по экспорту и импорту авторских прав на произведения художественной литературы и искусства Всесоюзного агентства по авторским правам. Соответственно – членом правления ВААП, иными словами членом коллегии союзного ведомства, что было уже номенклатурой секретариата ЦК КПСС. Поэтому при предварительном разговоре в агентстве я сразу же усомнился в прохождении моей кандидатуры в отделах культуры и  агитпропа  ЦК,  сказал, что меня утверждать  надо в то время, когда А.Беляев и В.Севрук будут в отпусках или длительных командировках. ВААП курировал отдел международной информации, но без согласования с отделами культуры и агитпропа назначение на такую должность не могло состояться.  В ВААП  меня «успокоили»: есть  и другие кандидатуры, к примеру, Юрий Идашкин. Знаете такого? Как не знать: литературный критик из лагеря журнала «Октябрь» в те времена, когда его возглавлял Всеволод Кочетов. Приходилось  часто с ним общаться, когда Идашкин  возглавлял  государственную инспекцию по качеству издаваемой продукции в Госкомиздате СССР. Он  дружил с Юрием Стельмаковым, помощником председателя Б.Стукалина. Вместе они ему ваяли документы и выступления. Я знал, что Стельмаков возглавляет в ВААП управление общественно-политической литературы, догадаться о том, что он продвигает кандидатуру своего друга на соседнее управление, было несложно. Как ни странно, я не расстроился, что мои шансы были довольно призрачными -  мучился тогда с первым романом дилогии «RRR».
Шли месяцы, а движения с назначением было никакого. И вдруг осенью, действительно в разгар отпусков и бархатных сезонов, начались собеседования со мной в отделах ЦК. По тому, как со мной разговаривали, было ясно, что вопрос предрешен в мою пользу. Когда вам говорят: «У вас будет очень сложный коллектив. Вашего предшественника Сырокомского, например, специально выдвигали в партбюро управления, чтобы туда его не избрать. Имейте это в виду. Кстати,  Сырокомский практически каждый день приезжал в отделы ЦК, чтобы посоветоваться…», то сомневаться не приходится.
Виталий Сырокомский многие годы был первым заместителем главного редактора «Литературной газеты», где его ценили. А. Чаковский писал романы и представительствовал, а В.Сырокомский был мотором газеты. При нем «ЛГ» была рупором, так сказать, официального либерализма, дозированного прозападного вольнодумства и борцом с патриотическими поползновениями в литературной среде. Потом В. Сырокомский      оказался  причастным к какой-то некрасивой таможенной истории -  помню, как его, обескураженного и жалкого, назначали на коллегии Госкомиздата СССР заместителем главного редактора в издательство «Прогресс». Оттуда он ушел в начальники УЛИ – так сокращенно называлось управление литературы и искусства.
Кадры в управлении были еще те. Вообще в агентстве был заповедник для детей и родственников высокопоставленных работников  ЦК, Совмина, КГБ, МИДа, Минвнешторга, деятелей литературы и искусства…  Этой публике не пришелся по нраву Сырокомский, которого она тут же окрестила Сыром вонючим, создала ему такие условия, что он, бедняга, заработал инфаркт и больше болел, чем работал. Его регулярные походы в ЦК, как я  предполагаю, были продиктованы не столько необходимостью посоветоваться, сколько присмотреть подходящую должность и уйти от коллектива, где его не уважали и презирали. Вскоре такое место нашлось: Сырокомского назначили главным редактором популярного еженедельника «Неделя».
Принимал дела от Александра Рункова, который много месяцев исполнял обязанности начальника УЛИ. Его я знал также по Госкомиздату – там он работал заместителем начальника Главиздатэкспорта. Интеллигентный и  мягкий Александр Петрович не столько руководил управлением, сколько управление – им, поэтому он с радостью передавал мне дела. Но и не без обиды –  все-таки надеялся, что его избавят от  приставки  «и.о»,  а поскольку не избавили, то  перешел в замы к Стельмакову. К тому же, он не выносил поездок в ЦК, где его в секторе печати регулярно грозили исключить из партии. Уроки Сырокомского и Рункова я усвоил весьма своеобразно: за пять лет  работы в агентстве я ни разу не  ездил в ЦК. С кураторами созванивался по телефону, решал с ними вопросы, когда они приезжали на заседания правления, но по собственной инициативе – ни-ни. К тому времени с работниками ЦК можно и нужно было спорить, а не отвечать на всякую глупость солдафонским: «Есть!» Да и по положению член правления приравнивался примерно заведующему сектором ЦК, во всяком случае по льготам-привилегиям, поэтому куратор-инструктор  не  очень-то мог покомандовать в том деле, где он мало в чем разбирался.
Признаться честно, я не ожидал, что  ВААП ведет огромную и сложную работу. В писательской среде считалось, что он лишь дерет комиссионные с гонораров. Для того чтобы работать в нашем управлении надо было знать отечественную литературу и искусство, иметь представление о том, что творится в  этих сферах за рубежом, поскольку как бы там ни было, а мы отвечали за содержание произведений, права на которые закупали. Нужно было иметь представление об особенностях  авторско-правовых законодательств стран-партнеров, о фирмах-партнерах,  многочисленных авторских агентствах, издательствах и издателях.  Знать авторов. Уметь вести переговоры, заключать контракты, добиваться их исполнения, поступления платежей.
У работников регионального отдела, между которыми были поделены все страны, существовал валютный план, за выполнением которого я следил с первых же дней. Мы должны были заработать на экспорте  советских  авторских прав средства на импорт зарубежных прав. Для этого в большинстве случаев советским издательствам достаточно было лишь направить нам заявку. За использование  они платили в  советских рублях  - 60 процентов от высшей ставки в 400 рублей, то есть 240 рублей за авторский лист. А УЛИ выплачивало зарубежным правообладателям в иностранной валюте – из капиталистических стран  из расчета 62 копеек за доллар, то есть по 400  американских «зеленых» за авторский лист. Иностранные партнеры были готовы за это на руках нас носить! Но валюту мы должны были заработать или же для покрытия разницы прибегнуть к государственной дотации. С так называемыми социалистическими странами мы расчеты вели в сэвовских рублях. Но были еще так называемые клиринговые расчеты -  к примеру, в рупиях  с индийскими партнерами. Расчетных валют было так много, что однажды на совещании управления  на мой вопрос о сумме в рублях последовал встречный вопрос «В каких?». В сердцах я бросил: «Да в наших, деревянных!» Подозреваю, что после того совещания и прилепилась к советскому рублю кличка «деревянный» и получила широкое распространение. Показательно, что когда рубль стал укрепляться, кличка перестала быть общеупотребительной.
В управлении многое было запущено или  сделано с перекосом. К примеру, с соцстранами существовала гроздь невыгодных для советских авторов соглашений. Болгары платили только три процента роялти (это цена сброшюрованного экземпляра книги без стоимости обложки), но только до определенного тиража. Сверх этого тиража вообще ничего не платили. Такие же дискриминационные соглашения для наших авторов существовали с другими странами. Когда я стал сопредседателем советско-польской рабочей группы по сотрудничеству в области  авторского права, сопредседателем такой же советско-болгарской рабочей группы, то добился отмены дискриминационных соглашений. И заставил выплатить все долги – за счет этого валютный план  УЛИ начал перевыполняться, а наши авторы – получить долгожданные гонорары. Как чувствовал, что надо спешить выбивать из них долги, поскольку страны были накануне больших перемен, а многие их издательства – перед исчезновением.
Вообще выбивание у иностранных партнеров долгов – это целая наука. Зарубежный издательский мир кишмя кишел всевозможными проходимцами, которые, издав книгу, тут же исчезали со сцены. Поэтому на Западе существуют специальные агентства, на услуги которых можно подписаться. За 20-30 долларов они пришлют вам досье издательства с данными о финансовом состоянии, с номерами счетов и телефонов, днями рождениями и адресами всех сотрудников и так далее. Поэтому на переговорах достаточно сообщить какие-либо данные из этого досье, чтобы у противоположной стороны поубавилось желание мошенничать, поскольку она понимает, что  у вас достаточно материала для судебного преследования.
Наше издательское дело еще не стало стиральной доской для отмывания сомнительно нажитых капиталов, а на Западе  пиратов и мошенников было предостаточно. Причем обнаглевших. Один пират-англичанин донимал меня тем, что вот он издал незаконно Советский энциклопедический словарь, получил  немалый доход, но вы, мистер Ольшанский, ничего со мной не можете сделать. Как можно было бороться с такими наглецами, если час работы адвоката стоил минимум 250  фунтов стерлингов, а нашим  юристам из Договорно-правового управления защищать  наши интересы или наших авторов было нельзя?  Книги советских издательств широко издавались  для выезжавших из СССР эмигрантов. Мы научились даже определять пиратские издания: если полиграфия и бумага лучше, чем у оригинала, то это издание пиратское.  Неоднократно я направлял   председателю правления ВААП  Н.Н. Четверикову записки с предложением создать Главное управление охраны авторских прав и интеллектуальной собственности с правами правоохранительной спецслужбы, но и председатель ничего поделать не мог – главной заботой у пришедшей с Горбачевым-Яковлевым  группы было разрушение всего и вся, а не наведение порядка.  Впрочем, и сегодня такой спецслужбы, которая бы тесно сотрудничала с правообладателями как внутри страны, так и за рубежом, с творческими союзами, до сих пор нет. Существуют подразделения  в системе МВД, которые устраивают показательные рейды по борьбе с пиратами, но это  типичное не то.
Однажды ко мне пришла группа западногерманских издателей  прокоммунистического направления – «Киппенхойер» и другие.
- Раньше  мы первыми получали новинки советской литературы, а в последнее время почему-то отдается предпочтение крупным капиталистическим издательствам, - заявили они.
- Вам никто не мешает издавать советскую литературу такими же тиражами. Мы будем лишь приветствовать вас, если вы будете  книги наших авторов издавать лучше, чем капиталистические акулы.
- Но нам трудно конкурировать с ними!
- А почему советские авторы должны страдать по причине того, что вы хуже работаете, чем капиталисты? Почему права на произведения, уступленные вам на самых льготных, то есть невыгодных авторам условиях, очень часто не используются? А если мы продаем права «Бертельсманну», то вынуждаем его издавать книгу многотысячным тиражом, иначе им не покрыть солидный аванс. Кто лучше пропагандирует советскую книгу – «Бертельсманн», который издает  книги тиражом 10-15 тысяч экземпляров, или вы, которые сидите на правах,  как собаки на сене, а если издаете книги, то  крошечными тиражами? Кто выгоднее автору – гонорар от «Бертельсманна» или от вас, которые вы порой и не платите?
- Мы пойдем жаловаться  в ЦК.
- Желаю успеха.
Надо сказать, что реакции из ЦК на мое  нарушение традиций сотрудничества с зарубежными коммунистическими издательствами, читайте – с компартиями, не последовало. Честно говоря, отсутствие реакции  меня озадачило. Шел всего 1988 год, третий год «перестройки», стало быть, наверху уже был взят курс на разрыв отношений с зарубежными коммунистическими и рабочими движениями? С одной стороны, правильно, поддерживать и подкармливать малочисленные партии, не пользующиеся в своих странах никаким влиянием, не было никакого смысла, только себе вредить, но это вылилось затем  в откровенное предательство тех наших искренних и преданных друзей, которые, как говорится, горой стояли за  Советский Союз, что не всегда поощрялось соотечественниками.
Никогда не забуду как гневно бросал  мне в лицо обвинения Войцех Жукровский:
- Вы предали нас! Мы вам верили, а вы оставили нас в самую трудную минуту!
- Скажите это Горбачеву!
Было обидно слушать эти слова мне, кто как раз поддерживал публикацию тех произведений первого секретаря Союза польских писателей, которые раньше по идеологическим причинам не публиковались у нас раньше. Жукровский вместе с Каролем Войтылой, будущим папой Иоанном Павлом II,  под дулами немецких автоматов добывал в карьере камень. Пути молодых литераторов резко разошлись – Войцех придерживался социалистической, просоветской ориентации, а Кароль – прозападной и, став папой римским, внес колоссальный вклад в крушение советской системы. Причем антисоветизм и антикоммунизм были лишь камуфляжем русофобии и антиправославия.
А как было стыдно смотреть на экран телевизора, где разворачивалась позорнейшая сага о предательстве горбачевских руководством Эриха Хоннекера, много лет верно стоявшем во главе ГДР  - советского агитпункта в Европе? Затем не пришли на помощь его преемнику Эгону Кренцу, которого посадили в тюрьму за то, что он якобы был причастен к убийству нескольких перебежчиков в Западный Берлин, а на самом деле очень много сделал для объединения Германии. Предали и Тодора Живкова… Это первые лица дружественных нам государств, а сколько было Жукровских, друзей нашей страны не столь известных, а то и попросту обычных людей, так стоит ли удивляться тому, что  в бывших социалистических  странах к России относятся сегодня гораздо хуже, чем в Западной Европе и Америке?
В первый же день моей работы произошел такой случай. Не успел я еще осмотреться на новом рабочем месте, как зашла секретарь  и сообщила, что в приемной находится Даниил Гранин, просит принять его.
Ленинградский гость начал с места в карьер:
- Как же так, со мной  ведет переговоры американское издательство «Даблдэй», которое готово заплатить аванс  2 тысячи долларов, а ваша работница заключила кабальный договор с другим издательством?
Что я, который находился в этом кабинете на полчаса больше, чем Гранин, мог ответить? Естественно, мол, разберемся  и так далее. Гость был очень раздражен, меня удивило то, что он говорил только о своей обиде, не поинтересовался вообще состоянием  дел или он знал о том, что я первый день на этой работе?
Работница, которая  подмахнула контракт с другой фирмой, ушла в декретный отпуск,  мне вообще  так и не посчастливилось познакомиться с нею. Но продолжение разговора с Граниным последовало.
- К вам просится на прием некто мистер А. из «Даблдэй». Работал в американском посольстве вторым секретарем  и был выслан за деятельность, несовместимую с дипломатическим статусом, - предупредили знающие люди.
Мистер А. зашел в мой кабинет как истинный хозяин. Причем недовольный подчиненными. Глаза у него излучали ненависть – зоологическую, надо заметить. Такую я замечал и у других гринго. Заложил нога за ногу и стал выговаривать:
- Вы думаете, что мы не знаем о вашем уставе? Мы все знаем! Как вы посмели заключить контракт на произведение моего друга Гранина, если я с ним договорился о том, что он уступает нам права на его книгу?
Я не имел представления, о каком уставе он ведет речь, да и не интересовался - вопрос был исчерпан до появления разъяренного мистера, контракт расторгнут, но бывшему второму секретарю надо было показать, кто  теперь в СССР подлинный хозяин. Вскоре в министерствах и ведомствах, это уже было при Ельцине, появятся вот такие штатные, с огромными полномочиями, «консултанты», как написано в его, сохранившейся у меня, визитной карточке. Хотя  я, разглядывая гостя из заокеанья, раздумывал: вышвырнуть, взяв его  за шиворот, сразу за дверь или немного погодить? Он, видя, что я не завожусь, уловив в моих глазах интерес, который сравним с тем, с каким смотрят посетители в зоопарке на очередного представителя животного мира, быстро выпустил свой пар и удалился. Впоследствии я не раз встречался с  работниками  этого издательства, но ничего общего у них с поведением мистера А. не обнаруживал.
Из истории с романом Гранина мне надлежало сделать выводы. Стал выяснять, каким же образом был заключен контракт в обход автора. И оказалось: работники УЛИ считают, что авторские права принадлежат монопольно агентству. Поскольку в издательском договоре есть пункт, что автор  передаёт права на три года издательству, а оно  - агентству. Пришлось пойти на прекращение подобной практики. Работники управления сопротивлялись, но я стал требовать от них доверенностей от автора по распоряжению его правами, подписями под контрактами,  привлекать авторов к переговорам. Прошло несколько месяцев и обязательное согласование с авторами условий контрактов превратилось в норму  деятельности УЛИ. Но это не уменьшило волну критики со стороны правообладателей и недоброжелателей. Стреляют ведь не в налоговое управление, а в налогового инспектора, каким сделали агентство.

У Вас недостаточно прав для комментирования