78
Сегодня, когда описываемые события отделены почти двумя десятками лет, многое предстает в истинном виде. Точнее: почти в истинном виде, поскольку всю Истину знает лишь Создатель. Конец перестройки сопровождался ощущением распада всего и вся, осмеянием прошлого, «демократическим» кликушеством и безответственностью, ступором партийной верхушки. Почти двадцать миллионов коммунистов вели себя как овны перед неминуемым закланием. Демократический централизм и вертикаль власти приучили  их не высовываться, не проявлять  инициативу и ждать команду сверху. А ее не было. Да и не могло быть. Началось бегство из партии – наиболее ушлые жгли принародно партбилеты, демонстрируя тем самым, что они перестроились.
Но были и протестующие. В  «Советской России» было опубликовано письмо коммунистки Нины Андреевой, которая с тревогой писала о том, что перестройка оказалась совсем не тем, что люди ждали. Что после этого началось! Из каждой супердемократической подворотни облаивали Андрееву, запугивали, охаивали. Такая же судьба была и  у «Слова к народу», которую подписали видные писатели в тревоге за судьбу страны.
В союзных республиках набирал силу национализм. Он был не только русофобский, но и проповедовал вражду к соседним народам. В Изюме мне рассказывал беженец из Киргизии, как их выталкивали оттуда. Даже немцев вынудили покинуть свои аккуратнейшие поселки. Принесло это процветание киргизам? Отнюдь нет.  Вспыхивали межэтнические столкновения в республиках Средней Азии, набирала силу война в Нагорном Карабахе. Впереди были и другие войны – грузино-абхазская, в Приднестровье, новая кавказская война. А в Таджикистане запылает гражданская война, в основе которой давнее противостояние и соперничество горных и долинных таджиков. Когда там начались военные столкновения, в моем сознании не укладывалось: как могло такое случиться в стране самой древней культуры  на территории Советского Союза, где слово поэтов ценится выше указов правителей, где Мирзо Турсун-заде мог  при желании устранить со своего поста первого секретаря ЦК компартии республики, а первый секретарь и думать не смел о том, чтобы отстранить Мирзо от литературы? Название причины – осатанение. Именно осатанение, его технология, стало  основной темой моего писательского исследования в романе «Стадия серых карликов». Ничего особенно и выдумывать не надо было: смотри, обдумывай и пиши.
В годы перестройки я выписывал киевскую «Литературную Украину», внимательно следил за тем, что  происходит на просторах  неньки. Аматоры, так называют на Украине деятелей литературы и искусства, казалось, из номера в номер талдычили одно и то же. Особенно была популярной тема высоких экономических показателей республики. Мол, Украина занимает первые или вторые места по выплавке стали и чугуна в  Европе,  по производству электроэнергии, добыче угля, по выпуску продукции машиностроения, производству хлеба, молока,  мяса, сахара – всего не могу вспомнить. Да и суть не в перечислении, а в выводе, к  которой подводили авторы бесчисленных публикаций, обсасывающих эту тему.  Он же состоял в том, что Украину объедают, прежде всего, москали и другие «братья» по СССР. Следовательно, надо решительно избавиться от нахлебников. И если Украина избавится от них, то сразу же ненька окажется  в кисельных берегах и народ заживет даже получше, чем в иных Европах.
Из номера в номер аматоры становились смелее, раздвигали как бы границы дозволенного, пока не  сосредоточились на  русофобии, обелении бандеровцев.
Господа аматоры из числа невменяемых националистов при этом не уточняли, что высокие показатели республики обеспечивали нахождение ее в системе союзной экономики, более того, в системе  Совета Экономической Взаимопомощи. И когда СЭВ и СССР рухнули, то Украина оказалась в числе беднейших стран Европы, молодежь вынуждена была искать счастья  в той же ненавистной Московии, за границей,  а прекрасная ее часть - торговать своим телом в публичных домах всего мира.
По долгу службы мне приходилось часто бывать в Польше,  где события развивались  с опережением  по сравнению с нашей страной  года на два-три. Разница при этом состояла в том, что изменения там были направлены на возрождение Польши, а у нас – на развал Советского Союза и унижение России. Но повадки реформаторов были трафаретны, так что можно было кое-что экстраполировать на будущее, предугадывать, что ожидает со временем и нас.
В мае 1988 года  мне надо было во время командировки в Варшаву выполнить поручение правления ВААП – поздравить английское издательство «Пергамон Пресс» с сорокалетием и вручить приветственный адрес. По этому случаю в английском консульстве в Варшаве Кевин Максвелл (Kevin Maxwell), сын известного издателя Роберта Максвелла,   устраивал прием. Роберт Максвелл дружил с советскими руководителями, поговаривали, что он чуть ли не ногой открывал дверь  кабинета Горбачева. С семейством Максвеллов у меня  были  разветвленные контакты - с Кевином,  с племянником старшего Максвелла, который приехал в Москву снимать фильм о Галине Брежневой и просил содействия в этом, и двоюродной сестрой Роберта, которая издавала детскую литературу.  У старшего Максвелла и нашего председателя были добрые, почти дружеские отношения, и поэтому к его поручению я должен был отнестись со всей ответственностью.
Роберт Максвелл закончил свою карьеру плохо. В прессе мелькали сообщения о скандале с пенсионными отчислениями работников концерна, которые были  пущены в дело. Пошли судебные тяжбы, трудности, потом  тело старшего Максвелла нашли в океане. Отправился он на яхте и оказался за бортом. Возможно, несчастный случай, если бы не маленький след как от укола за ухом. Вспомнили, что он был причастен к депортации на землю обетованную  техника Мануну, который разоткровенничался по поводу ядерной программы Израиля. В итоге Роберт был похоронен, если не ошибаюсь, в Тель-Авиве.
Если уж я стал распространяться о старшем Максвелле, то не могу умолчать о его противнике из числа английской аристократии  Мэтью Эвансе (Matthew Evans), владельце бритианского издательства «Фейбер энд Фейбер». (C 2001 года он отошел от издательской деятельности, как  lord Evans  заседает в палате лордов). Людмилу Смирнову и меня он пригласил на ужин домой, что вообще как бы не очень вписывалось в британские традиции, удивляло наших английских партнеров. Огромный лондонский дом Эвансов стоит неподалеку от  парламента и рядом с домом Маргарет Тетчер,  которую  сосед  характеризовал настолько нелестно, что я не рискну здесь приводить его определение. В то время Мэтью влюбился в красавицу-журналистку Кэролайн (Caroline Michel), оставил прежнюю семью и подумывал о свадьбе. Избранница была тут же, в нее трудно было не влюбиться. Почему-то в разговоре Мэтью заявил, что ему хочется стать ортодоксом, то есть православным. Никаких проблем! Если он желает, отвезем молодых в Палех, окрестим и поженим, попросим художников-палешан нарисовать картину о бракосочетании или изготовить уникальную шкатулку с таким сюжетом. Если это не подходит, можно устроить свадьбу по кавказскому  обычаю – с воровством невесты, с погоней в горах и стрельбой… Мои варианты в силу их чрезмерной экзотичности были отвергнуты, ну, а коль так, то я пообещал поспособствовать реализации его заветной мечты – посадить возле родового замка небольшую березовую рощицу.  И поспособствовал - нашел способ переправить в туманный Альбион пакет с саженцами березы, а заодно и елочек. Они прижились и радуют хозяина, который мечтал сидеть под ними и вспоминать поездки в Россию. Так вот, этот английский аристократ выпустил две книги, направленные против Роберта Максвелла, но в его распоряжении были еще газеты и журналы. По понятным причинам, я не интересовался деталями отношений наших партнеров между собой. Но из этого можно сделать вывод, что  английские джентльмены считали мистера Максвелла выскочкой.
Вернемся на Жерозолимскую, 59, в английское консульство в Варшаве. Неожиданно для себя  я там увидел скромно стоявшую возле стеночки и в одиночестве  пани Анну Тепли,  коллегу по  журналу  «Паннония»,  вице-президента могущественного польского рабочего кооператива  «Prasa-Ksiazka-Ruch», в действительности партийного объединения издательств, журналов и газет.  Еще год назад к этой пани и на кривой козе  нельзя было подъехать. Еще бы, «Праца-Ксёнжка–Рух» был многоотраслевым, влиятельным концерном, по всей Польше стояли его киоски, что-то вроде  нашей «Союзпечати», где можно было купить сигареты, всякую мелочь, которую обычно продают в таких торговых точках. И вдруг такая скромность, искательный взгляд, покинутость и одиночество. Реформаторы всего за год  развалили кооператив, задавили его налогами, растащили по частям -  не знаю, существует ли он в каком-нибудь виде сейчас.
На меня эта история  произвела сильное впечатление, стало ясно, что нашим крупнейшим издательствам благоденствовать осталось недолго. Пошел к директору издательства «Советский писатель» Анатолию Жукову, своему однокурснику и другу, сказал без обиняков:
- Толя, если хочешь, чтобы издательство выжило, начинай издавать детскую литературу. В том числе и классику. Она пользуется постоянным спросом. С художниками помогу – права  на распространение в СССР фантастических по уровню оформления детских книг  свободны.
- Мы профиль издательства менять не будем, - отрезал Жуков.
И что же? Профиль он не менял, но разрешил поставить столик и стул одному оборотистому приятелю, а тот повел дело так, что практически проглотил издательство, да  и Жукова выдавил. Остатки достались Арсению Ларионову, который прославился  скандальной приватизацией имущества бывшего Союза писателей СССР.
Практически все крупные издательства художественной литературы не смогли выстоять и сохранить объемы  выпуска книг в условиях, когда в издательское дело  книг хлынули братки и  цеховики, чтобы отмыть в быстром обороте деньги, точнее, черный нал. Директор издательства «Радуга» Нина Литвинец спасла  свое предприятие  лишь благодаря тому, что выпускала  непритязательные по качеству книжонки издательства «Арлекино», предназначенные для легкого дамского чтения. Еще в 1980 году владелец этого концерна предлагал Госкомиздату СССР свою продукцию, но получил решительный отказ. Но дождался своего часа, и  чтиво о  дамском счастье, с влагой на глазах и под носом, с непременными хэппи-эндами,  нашло своего место в сумках наших женщин. Об уровне чтива, его эстетической и духовной ценности, думается, распространяться не стоит. Но ведь спасло оно «Радугу».

У Вас недостаточно прав для комментирования