82
И вдруг – по всем каналам танец маленьких лебедей. Обращение Государственного комитета по чрезвычайному  положению. Вначале, слушая обращение, я сочувственно относился к его содержанию. Первое желание было поддержать его – в нем виделся хоть какой-то выход из горбачевской невнятицы и трясины, в которой тонуло всё, в том числе будущее страны. Позвонил Наташе в Москву, как в столице?
- Танки идут по улице. Из-за них врачи  ко мне не могут проехать, - сообщила она.
- Может, мне вернуться?
- Нет, нет, - запротестовала жена. - Отдыхай в Изюме
Какой тут «отдыхай» - от телевизора уходил лишь в  сарай, где у брата была радиоточка местной радиосети, передавшей прямые репортажи из зала заседания Верховной Рады Украины в Киеве
Танки и боевые машины пехоты возмутили москвичей. Кому пришла в голову идиотская мысль запугать людей бронетехникой? Не было бы ее на улицах – не было бы и массовой поддержки Ельцина. Горбачев к этому времени надоел всем, но зачем надо было в сугубо большевистской манере опять врать народу  о его болезни?  Неадекватные действия ГКЧП обеспечили поддержку Ельцину, погубили Советский Союз, открыли дорогу к вершинам власти невменяемым  реформаторам, которые, в сущности, оказались необольшевиками и  гораздо хуже коммунистов последних генераций. Впрочем, реформаторы, как правило, вышли из КПСС. Реформатор № 1 времен ельцинщины Егор Гайдар, как известно,  был  членом редколлегии теоретического журнала ЦК КПСС  «Коммунист». Дедушка Аркаша был большевиком, его внучок в глазах многих стал мальчишом-плохишом, а  по образу своих действий - необольшевиком. Так что между дедушкой и внучком нет и быть не может никаких противоречий – это продолжение одной и той же линии преобразованщины всего и вся, но в различных условиях и на различных этапах жизни нашей страны.
Как тут не вспомнить, если не ошибаюсь, Семена Шуртакова, который с трибуны Большого зала ЦДЛ возмущался, что Гайдары не оставляют нас в покое всю жизнь! В детстве обязывали читать книги  Аркадия Гайдара и участвовать в тимуровском движении,  потом приходилось читать в «Правде» материалы сухопутного адмирала Тимура Гайдара, теперь вот страдать от реформ еще одного Гайдара - Егора.   Я взглянул  на Тимура Гайдара, сидевшего  в двух-трех метрах,  на его лице  была маска спокойствия и безразличия.
В Изюме жизнь шла как бы двумя рукавами. Люди жили своими заботами, а начальство – своими. Никаких митингов, манифестаций. В Москве набирал силу Ельцин, в Киеве – национализм. Судьбу страны решила пресс-конференция ГКЧП, прежде всего, дрожащие длани Г. Янаева. Когда страна и мир увидели, что у него руки трясутся, то все поняли, что они проиграли.
В годы работы в ЦК комсомола  я десятки раз слышал выступления Г.Янаева на секретариатах и бюро, на различных мероприятиях. Он никогда не заигрывал с аудиторией,  говорил скупо и аргументировано, не  пытался публично афишировать поддержку линии первого секретаря, но и не конфликтовал с ним. В аппарате он считался умным, порядочным руководителем. Поговаривали, что он пользуется поддержкой секретаря ЦК КПСС  К.Ф. Катушева, бывшего  партийной руководителя Горьковской области, где  Янаев возглавлял обком комсомола.
Когда Янаева с трудом избрали вице-президентом СССР и назначили главой комиссии по выработке предложений по реформам в области экономики, а тогда начинал раскручиваться маховик реформ, то я  посчитал необходимым написать ему письмо. Предложил ввести  верхнюю границу прибыльности 10-ю процентами. Это было тем более важно, что конкуренции в стране никакой не было, как, впрочем, и сейчас, когда цены определяются не экономическими законами и предпосылками, а жлобством естественных монополий и спекулянтов, пределов которого не существует. Из  нукеров Янаева, конечно, никто не ответил.
В то время он находился в эйфории, в предвкушении обретения власти первого лица. Александр Александрович Виноградов, многолетний комсомольский журналист, директор издательства «Детская литература», рассказывал мне о встрече с Янаевым летом 1991 года.  Геннадий Иванович под коньячок предлагал старому товарищу возглавить что-то вроде его личного секретариата, рисовал самые радужные перспективы на ближайшее будущее. Сверхосторожный Виноградов, которого я знаю более сорока лет, благоразумно отказался.
На пресс-конференции членов ГКЧП  Янаев был неузнаваем. Неуверенность, оборонительная позиция вместо наступательной, неумение врать, что для политика непростительно. Борис Пуго выглядел так же бледно, а ведь он был умницей, интеллигентнейший человеком, хотя и возглавлял на ту пору полицейское ведомство. Впоследствии у меня родилась мысль   о том, что накануне пресс-конференции гэкачепистам стало известно, что их давно «вели» спецслужбы  США, что с их помощью Горбачев  устроил им ловушку. Настораживает так же, что главпрораб перестройки А.Н.Яковлев в это время куда-то исчез с политической арены. Очень странно: накануне важнейшего подписания нового союзного договора  минеральный секретарь в свое удовольствие купался в Форосе. В таких случаях ведутся напряженные переговоры и консультации с участниками предстоящего мероприятия, а их практически не было. Следовательно, Горбачев знал, что никакого подписания не будет. Но вряд ли догадывался, что он – своего рода капкан для самого себя, в пользу Ельцина. В случае  провала последнего  в Париже уже было готово все для того, чтобы объявить о создании российского правительства в изгнании. Если всё это так, то можно поздравить американские спецслужбы с блистательной акцией, время для  рассекречивания которой еще не пришло. Партия разыгрывалась в штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли, а все эти   горбачевы,  члены ГКЧП, ельцины в ней были  фигурами не важнее ладьи. Правда, Горбачеву и Ельцину дали право на рокировку, чтобы потом горбачевскую фигуру вообще без всяких правил сбросить с доски.
Начало активного этапа развала Советского Союза в те дни, безусловно, связано с личностью Ельцина. На Украине его не любили – он оставил ее без горючего, когда созревший  хлеб осыпался на полях. Во имя того, чтобы сделать пакость Горбачеву. Украинцы обратились за срочной помощью к румынам. Поэтому я не удивился, когда  в те дни  Иван Николаевич Нагорный,  который жил  на той же улице, что и брат, сказал мне:
- Мы под вашего кацапюру и пьянь Ельцина не ляжем…
И не легли – на следующий день, 24 августа, парламент Украины принял декларацию о независимости. Находясь на родине, на земле отчич и дедич, я почувствовал себя иностранцем. И испытал такие же чувства, которые испытывают англичане, когда  с ностальгией взирают на памятник принцу Альберту  в Лондоне - с четырьмя левами, возложившими лапы на земные шары. Когда я впервые увидел произведение безутешной вдовы королевы Виктории, то мне оно показалось слегка претенциозным и несколько комичным, но 24 августа я понял, с каким трагизмом взирают британцы на знаменитый монумент их былого могущества. Как бы жизнь меня ни ломала и ни вертела мной, но я как был, так и остался  сторонником и проповедником триединства Русской Земли. И почти русским империалистом, хотя мне и нравилась наша империя наоборот – за счет истощения ресурсов метрополии, а это Россия, Украина и Белоруссия, развивались другие республики, которые подчас за считанные десятилетия из феодализма попадали в  ХХ  век.
В Изюме опечатали помещения горкома партии. В Красном Осколе я поздравил с победой братьев Романенко – Владимира и Афдольфа, которые в свое время пытались создать альтернативную компартию, за что были изгнаны с факультета журналистики Ленинградского университета. Они были украинскими националистами, писали стихи.  Предисловие к  предсмертному сборнику Владимира написал Виктор Астафьев, что для меня  явилось полной неожиданностью. Братья добывали хлеб насущный рыбной ловлей  на Таймыре, бывали в Красноярске, где и познакомились с Виктором Петровичем.  Незадолго до смерти   Владимир Павлович попросил передать свой сборник мне. Как ни странно, он был  русским поэтом. И весьма одаренным. Во всяком случае, я не знаю другого поэта, кто бы с такой силой стал  выразителем огромных просторов русской тундры, ее людей и ее поэзии.
А в те дни, поздравляя братьев с обретением Украиной независимости,  я заметил, что теперь нет никаких препятствий для  того, чтобы  в украинском небе появились самолеты с надписью  «US Force».
- А что это такое? – спросил Владимир Павлович.
- Военно-воздушные силы Соединенных Штатов Америки,  - ответил я.

У Вас недостаточно прав для комментирования