85
Почти четыре года я гонял грузовики по Руси Великой. Практически ничего не написал об этом периоде. Видимо, слишком хорошее знание предмета осаживает вдохновение. Попытался, правда, написать цикл дорожных размышлений, в которых  был бы главным действующим лицом  образ  Дороги России, даже показал материал в журнале «Российская Федерация», но там давний мой знакомец  Александр Платошкин, как мне показалось, даже съежился от неожиданности и от предвкушения неприятностей, если они опубликуют его. Никуда с ним больше не совался, бросил в какую-то архивную коробку – наверное,  и сейчас там пылится.
Кратко про образ Дороги России. Во многих случаях у нас по сей день не дороги, а токмо направления. Узкие, разбитые, скользкие, лишенные всякой инфраструктуры,  которая стала такой обычной в Европе. Особенно меня умиляла Владимирка. По одной полосе в обе стороны – гужевую дорогу слегка заасфальтировали и делу венец. Мне пришлось десятки раз ездить по ней на новых «газонах», дизельных и карбюраторных, но которых называют ушастыми – из-за  дурацких, торчащих боковых зеркал. На Владимирке уж как я ни старался прижиматься к краю дороги, но все равно с десяток зеркал мне расколотили встречные грузовики – у меня даже завелась зеркальная мастерская, где я вырезал зеркала и  ремонтировал «уши».
Вы могли проехать полтыщи или тыщу километров и не встретить ни одного придорожного туалета.  Вместо них – бесчисленные гаишные будки. Сейчас, когда пишутся эти строки, мой водительский стаж перевалил за полвека. Сколько же я на своем веку повидал молодцев с полосатым жезлом! Откровенных горлохватов и вымогателей, сделавших свой  жезл источником наживы. У меня выработался инстинкт: как вижу милицейский околыш, так сразу же охватывает тревога и  ощущения неприятности. И это при том, что за полвека я не был автором и не участвовал ни в одном дорожно-транспортном происшествии.
В Истре, напротив  Ново-Иерусалимского монастыря и перед поворотом на Бужаровское шоссе стояла  гаишная будка – ее, как говорят, снес молодой шоференок, который сел впервые за руль самосвала. Выскочил молодец из будки с жезлом, а парнишка вместо тормоза даванул на газ. Короче говоря, снесли враги родную хату…
Как-то еду я весной на дачу. На дороге снежная каша, впереди остановился  автобус с детьми. Аккуратно объезжаю опасный объект – вдруг нелегкая какого-нибудь пацаненка вынесет на проезжую часть. Объехал, а тут и молодец с большой дороги.
- Вы заехали левым колесом на разделительную полосу, - выносит свой вердикт и приглашает в «родную хату», где, сопя от старания, выписывает мне штраф.
Попытался спорить: я не пересекал сплошную линию, возможно,  заехал на нее левым колесом, но даже в теннисе, когда мяч попадает в линии, считается, что он не покинул площадку. Но старлею на мои доводы плевать.
Потом, когда буду гонять грузовики, нечаянно попаду в ловушку, подстроенную гаишниками при въезде в Тверь. Сплошная линия, отделяющая правую полосу,  перед въездом начиналась километра за полтора, никакого разрыва непосредственно перед поворотом направо не было. Если кто не был знаком с этим ухищрением, то вынужден был пересекать  ее. Тут-то  его и ловили молодцы с полосатыми жезлами. Когда я пытался оспорить эту конструкцию для  увеличения штрафов, меня гаишник   «успокоил»:
- Тут с нами по этому поводу один московский профессор из юристов судился и проиграл!
Но вернемся в «родную хату», что стояла напротив Ново-Иерусалимского монастыря.
- Сегодня ровно двадцать пять лет как вы получили права. Поздравляю! -  неожиданно издевательски замечает старлей и продолжает выписывать квитанцию. У него  – план! Но не по морали…
Когда я менял водительское удостоверение, мне предлагали пойти к начальнику отделения при Варшавском автоцентре и поставить печать на талон №1 – за безупречную езду в течение четверти века. Я отказался от поощрения, объяснив, что с таким талоном  вообще житья от гаишников не будет.
Везем с напарником на КаМАЗе  «Соньку Золотую Ручку» - снегоуборщик с клешнями. Напарник –  экспедитор,  сменить меня за баранкой не может. Я устал, чувствую, что до Саратова без отдыха не дотяну. Да и дорога – снег и снег, как бы в кювет не свалиться. Находим стоянку грузовиков, пытаюсь прикорнуть, но нет, стук в дверцу. Открываю, какой-то тип требует за стоянку двести рублей. В свете из кабины  отчетливо вижу на штанах вымогателя алый милицейский шеврон…
Вообще-то мне было достаточно поспать 15-20 минут, чтобы опять продолжать путь. Спать зимой приходилось с работающим двигателем. Поставишь тачку выхлопной трубой так, чтобы ветер не задувал  дым в кабину, и баиньки…
Шли мы как-то  из Питера на двух «агэпэшках» - автогидроподъемниках АГП-22. Напарник – бывший зэк. Вообще зэки не очень надежные попутчики. Когда идешь вдвоем, то нужно держаться друг друга: мало что в дороге может случиться...  Я шел первым,  машина напарника отстала. Остановился, жду десять, пятнадцать минут, полчаса – нет его. Разворачиваюсь, еду в обратную сторону. В километрах двадцати вижу «агэпэшку» - водила, как ни в чем ни бывало, дрыхнет.  Хочешь спать – обгони напарника, остановись, вместе передохнем. Нет, залег сам, а напарник пусть думает, что пожелает…
Подъезжаем к Твери. На посту  тормозят гаишники. Едем дальше, но я замечаю, что между мной и напарником вклинилась синяя «девятка». И придерживает его, старается как бы оторвать от меня. Сокращаю расстояние между машинами. «Агэпэшки» сплошь железные, попасть между ними – мокрое место останется. Когда расстояние между нами становится опасным, «девятка» резко идет на обгон. Останавливаюсь, набрасываюсь на попутчика с крутым матом:
- Неужели ты не сообразил, что они оттирают тебя?!
Спустя несколько месяцев по телевидению услышал: под Тверью на одном посту сообщали бандитам данные о грузовиках, на которые они и нападали. А информации было навалом:  какой-то умник в лампасах дал указание, чтобы все грузовики, идущие ночью, обязательно регистрировались на постах. По его понятиям, видимо, получалось, что бандиты и жулики ездят только по ночам. Пока дойдешь до Вологды,  возьмут  тебя «на карандаш» в полтора десятках  «родных хат» -  и столько «уважения» добавится к молодцам с большой дороги!
Чтобы закончить тему, вновь и вновь повторю: решение проблем взяточничества и снижения аварийности на дорогах невозможно без изменения формата гаишной службы. Дело в том, что гаишники не заинтересованы в безопасности дорожного движения. Их журят за рост происшествий со смертельным исходом или  тяжелым травматизмом, но в действительности они заинтересованы в том, чтобы водители нарушали правила движения. Недисциплинированность участников движения, действительная или мнимая, оправдывает существование этой службы. А если не нарушают, то это значит, что менты не бдят!    Заинтересованы же  в безопасном движении  в первую очередь водители-профессионалы. Это их место работы, от порядка на дорогах зависит не только их заработок, но и жизнь. Вот от этой печки и надо начинать плясать. Выход я усматриваю в  том, и об этом пишу не первый раз, чтобы на дорогу выходил автоинспектор в сопровождении двух водителей-профессионалов или любителей с солидным стажем, которые бы решения принимали большинством голосов. И не будет никаких поборов, никаких поблажек к нарушителям – уж я-то помню времена, когда встреча с общественным автоинспектором была куда неприятнее, чем с гаишником. Общественники мешали молодцам на большой дороге, вот их и  убрали, чтобы не было чужих глаз в ментовских омутах.
Меня часто спрашивают: а не боялся я ездить по ночам да еще без напарников? Не скажу, чтобы боялся, но опасался. Во всяком случае, монтировка лежала рядом с педалью муфты сцепления. И   к тому  же я решил для себя: если ночью кто-то будет на дороге останавливать, то поеду прямо. Если даже бандиты или милиционеры будут стоять посреди дороги. Потому что бандиты очень часто разбойничали в милицейской форме. Водителей, чьи трупы вытаивали весной в придорожных кустах, называли подснежниками.
Как правило, я ездил на новых грузовиках без постоянных номеров. Новенькая машина могла вести в соблазн многих. Вот, например, как мне удалось избежать  неприятностей. Из Троице-Сергиевой лавры возвращался Черномырдин.  Молодцы в таких случаях освобождают большую дорогу от транспорта, и меня загнали на дизельном ЗИЛе-молоковозе в какой-то аппендикс. Демократия!
Виктор Степанович  проехали-с, из аппендикса машины начинают выбираться на шоссе. Но какая-то черная и видавшая  виды иномарка, если что, то и бросить не жалко, загораживает дорогу. Возле нее  несколько молодых парней весьма дорожно-предпринимательского вида.
- Прочь с дороги! – ору я, хватаю монтировку и, сильно газуя, иду на таран. Дизельный мотор, еще  не обкатанный как следует, наверное, страшно дымил – во всяком случае, иномарку с дороги как ветром сдуло. А я, вырвавшись на Ярославское шоссе, вскоре увидел, что на спидометре молоковоза стрелка перевалила за 120.
Или вот случай. Остановился   под Смоленском набрать воды из канавы для стеклоомывателей. Поднял капот. Вдруг  появляется стриженая голова, напомнившая  мне Смоктуновского, и предлагает:
- Выручи, батя! Новый телик, «панасоник», всего за пятьдесят баксов! Ладно уж, тебе за сорок отдам! Выручи, деньги вот как нужны! Тут недалеко, всего километр… Поедем, а?
А рожа-то землистого, лагерного цвета. Или сбежал, или только освободился.
- Не поедем, - отвечаю. – Ищи лохов в другом месте…
В руках у меня монтировка – без нее на 130-м ЗиЛе капотные замки не закрыть.
Криминал  стал прибирать к рукам бензозаправки. Качество горючего – соответствующее. Если идешь зимой на карбюраторном двигателе – полбеды, пыхтит, дымит, но едет. А вот идти на дизеле – на КаМаЗе, новом ЗиЛе  или «газоне» -  опасно. Потому что зимой можно было заправиться летней соляркой. Новым хозяевам заправок было ведь все равно, что продать, им лишь бы продать, а то, что их горючка превращается в  топливопроводах в густую стеариновую кашу, с которой не справляются ни топливные насосы, ни форсунки – ровным счетом наплевать.
И вдоль дороги стоят грузовики, в руках у водителей-бедолаг факелы –разогревают топливные баки. Опытные дальнобойщики-камазисты  ставят на свои машины огромные баки  литров по семьсот, бывает, что и не один, чтобы полностью быть независимым от качества солярки на заправках. Нередко через баки пропускается выхлопная труба – во время движения подогревается солярка.
Два раза и на моих машинах прихватывало соляру. Оба раза в предутренние часы, когда мороз крепчает. Если бы прихватило  вечером – вряд ли  бы вы читали эти воспоминания. Взаимовыручка на дорогах стала опасной, поэтому будете замерзать, но ни одна машина не остановится.
Надо иметь в виду, что я каждый раз ехал на другой машине – на них не было ни концов, ни старых камер, даже  необходимейших инструментов не было. В системе охлаждения вода – как бы не замерз радиатор. И вот на таком аппарате солярка превратилась в стеарин. Чем греть топливный бак? В лесополосе нашел сушняк, разложил костер под баком, разжег с помощью той же загустевшей соляры -  надеялся, что не взорвется. Минут через двадцать пытаюсь завести двигатель. Стартер визжит, а у самого душа уходит в пятки: а вдруг аккумулятор  слабый? Посажу, тогда  всё, сливай воду, иначе разморозишь двигатель. Наконец, двигатель начинает оживать – стеариновые пробки теплая соляра пробила. Завелся, фу-у… Но обороты не даю – может прихватить радиатор, надо пождать, пока вода в блоке нагреется и пойдет по большому кольцу…
Проехал километров тридцать и опять в топливопроводах стеарин. Начинай всё сначала. Если бы попался в такие моменты хозяин заправки – голыми руками разорвал бы.
Гайдаровщина-ельцинщина нанесла колоссальный удар по предприятиям, в первую очередь по качеству выпускаемой продукции. Сколько раз я получал в так называемой «пойме» зиловские грузовики! Выгонит работяга шасси, а бензопровод прикручен не к баку, а к  канистре – потому что бензин стал кусаться. Снимет канистру работяга и поминай его как звали. Значит, ты должен явиться в «пойму» со своим горючим – вот таким стал ненавязчивым гайдаровский стервис.
Но если ты залил в бак горючее, поставил на место топливопровод, то не спеши радоваться. Дело в том, что фильтр грубой очистки может не работать, ты попытаешься его обойти (поставил кусок резинового шланга, чтобы напрямую горючка шла из бака), и это будет твоя роковая ошибка – в бензобаке полно стружки, когда в нем сверлят отверстия и нарезают резьбу, то никто стружку не удаляет. И она попадает прямо в клапаны бензонасоса – в нем их шесть штук и стоит попасть крохотному кусочку стружки в один из них, чтобы  двигатель заглох. Случается это, конечно, в поле. Если повезет, то бензонасос можно прочистить, если же стружка повредила хоть один  клапан  - выходи из положения  как знаешь…
Какой-то кооператив стал поставлять клиновидные ремни ЗиЛу. Должно быть, по дешевке, с наваром зиловскому начальству. Только ремни эти, подозреваю, раньше без всякого успеха использовались на дамских рейтузах: растягивались и к исходному размеру никогда не возвращались. Через километр-два от завода начинали не работать вентилятор и помпа, двигатель закипал, пластмассовые трубы  системы охлаждения  давали течь. Обычно я останавливался возле какого-нибудь продмага, искал в нем уборщицу, под честное слово брал ведро, заливал новую воду и с большущими приключениями добирался до какой-нибудь базовой стоянки нанявшей меня фирмы. В дальний рейс с рейтузным ремнем идти было нельзя, следовало доставать где-нибудь старый, бывалый ремень, который не подведет.
Нередко  в «пойме» приходилось получать грузовики без какого-либо инструмента, без указателей поворотов и фонарей стоп-сигналов. В таких случаях на раме надо было писать предупреждение: «Поворотов и стопов нет!» Даже гаишники не придирались за  это – понимали, что в таком положении находятся автозаводы.
Еще картинка с натуры. Только я перевали за Автозаводский мост, как двигатель заглох. Стартер – не фурычит. Начинаю проверять клеммы, лезу под машину, а там бежит снежная каша. Что делать, надо ложиться нее. Проверил всё – не  фурычит.
- Отец, что случилось? – поворачиваюсь на голос, вижу несколько ребят.
Рассказываю.
- Мы работаем на ЗиЛе. За две минуты заработает стартер. Только уговор – даешь на бутылку.
Соглашаюсь. Один из них берет молоток и – бах по втягивающему реле на стартере. Показывает: заводи! Поворачиваю ключ: двигатель заводится.
- Это такая партия стартеров поступила, - смеются они, получая от меня на бутылку.
Ельцинский  «рабочий класс»  направляется в магазин, а я  после них не смог найти  короткую, специально приспособленную для регулировки момента зажигания, отвертку.
За годы дальнобоя мне пришлось поездить на всех марках отечественных автомобилей. Больше всех умилял КрАЗ – огромная махина, в кабине которой можно ходить  не пригибаясь. На нем трогаться с места можно лишь с третьей передачи, на первой и второй он без груза дергается, Увидев многотонную громадину, все водители стараются держаться от нее подальше. Но когда я обнаружил в кабине нового КрАЗа огромный, полутораметровый  рычаг ручного тормоза, уточню ленточного, механического тормоза, то я от неожиданности расхохотался. Предлагалось десятки тонн удерживать древним ручником!
Можно бесконечно перечислять всевозможные происшествия, которые случались со мной  по причине  низкого качества выпускаемых грузовиков. Назову лишь некоторые, так сказать, для объемного впечатления у читателя.
Ночью в одиночку гоню для переоборудования в Арзамасе новый ЗиЛ. И вдруг слышу, что кольца в цилиндрах скрипят. Останавливаюсь, ныряю под  капот – весь двигатель в масле. Во время работы  открутилась крышка центрифуги, хорошо, что не потерялась. Центрифуга очищает масло, число оборотов в ней около тридцати тысяч в минуту. На заводе какая-то пьянь поленилась как следует затянуть болт. Обычно водители, получая новую машину, подтягивают весь крепеж. Но я через день сажусь на другую машину – разве я могу их перетягивать?
Самое обидное – потерялось резиновое уплотнительное кольцо. Нахожу выход: выдираю один шланг омывателя ветрового стекла, разрезаю, вроде бы получилось… Останавливаю грузовики с надеждой  купить у кого-нибудь несколько литров масла. Куда там – никто ночью не рискует останавливаться. Сзади, кажется, в километрах двух по правую руку был какой-то населенный пункт. Возвращаюсь пешком назад, покупаю масло…
А вот история с маслом, но на новом «газоне». На  двигателе у него стоит так называемый «паук» - средоточие всех систем в одном предмете. По пути из Арзамаса замечаю, что из сливного трубопровода на радиаторе идет смесь воды и масла. Масло попадало в систему охлаждения. Сразу вспомнил  тракторец из моей юности, но тогда вода попадала в картер. По дороге в Москву я влил  в двигатель литров двадцать масла – промыл и обкатал что надо. На стоянке выяснилось, что не было затянуто крепление «паука» - в дороге без специального инструмента сделать это невозможно.
Буквально на следующий день я вновь появляюсь в Арзамасе.
-  Андреич, ты  на возврат пригнал?  - встревоженно спрашивает заводской бригадир.
- Нет, Боря, я  за новой приехал, - успокаиваю его и рассказываю, что со мной приключилось.
- Это что, - говорит бригадир. – На днях один вернулся со страшным грохотом в двигателе. Я вызвал представителя ГАЗа, есть у нас такой на заводе. Разобрали двигатель  -  забыли в блоке под коренные  вкладыши отверстия для масла просверлить!
У моего товарища по перегонам вообще случилась чудовищная история. Он ехал в Твери на новом ЗиЛе, и вдруг лопается передняя ось и неуправляемый грузовик летит на автобусную остановку. Слава Богу,  никого не задавил. Экспертиза показала, что ось лопнула по причине заводского брака, но мой товарищ много месяцев доказывал гаишникам свою невиновность.
Когда ЗиЛ стал выпускать новую модель, то  сзади под кабиной они установили  воздухо-распределительный механизм, к нему крепились шланги, идущие к колесам, но крепились с помощью доисторических хомутов. В рейс мы отправились тогда, помнится, вшестером. И через каждый километр у кого-то отстреливался какой-нибудь шланг. При этом машина мгновенно стопорилась. Я со своей комплекцией не мог подлезть в это страшно неудобное место, приходилось просить  щуплого Геру. Зато у меня был столовый нож, заточенный так, что мог служить  отверткой. Поэтому всей нашей шестерке  приходилось останавливаться, чтобы выручить товарища.
Незабываема поездка под Ржев в одну из воинских частей. Оттуда мы должны были перегнать с десяток вездеходов ЗиЛ-131. В то время отцы-командиры армию вовсю разворовывали, и в этой части, кажется, ракетной, нашим работодателям продали грузовики, которые стояли там  на консервации. Те самые, которые в случае военного времени снимаются с колодок и должны немедленно вступить в строй.
Мы долго ждали какого-то капитана, заведовавшего этой стратегической консервацией. Наконец, он появился, пьянющий, едва  стоявший на ногах. Открыл свои хранилища и показал наши грузовики.
Под капотом своего грузовика я не обнаружил ни карбюратора, ни воздухоочистителя, ни бензонасоса, ни реле-распределителя – даже тяги акселератора сперли!  Ничтоже сумняшеся я  заимствовал недостающие узлы в других грузовиках, и за этим занятием меня застукал капитан.
- Как я могу ехать без этих узлов? – спрашивал я, показываю на пустоту капотом моего вездехода.
- Как хочешь, так и езжай! А раскомплектовывать другие машины не смей! Что же ты хотел за такую цену получить новые машины?
Так вон оно что! Капитана обошли с вознаграждением от распродажи! Не взирая на его запрет, я все же поставил недостающие узлы, завел, накачал шины и снял вездеход с колодок. Но ехать моя вездеходная скракля наотрез отказывалась – за долгие годы консервации толстые тормозные колодки стали еще толще и заклинили тормозные барабаны.
Пьяный капитан завел КрАз-тягач и волоком, срывая дисками  колес тех машин, которые не завелись  и на них нельзя было накачать шины, выволок все машины за территорию части и приказал на КПП никого из нас обратно не пускать. Мы возились с разбухшими тормозными колодками, подпиливали их, смазывали маслом, но ведь добились того, что вездеходы стали двигаться. Правда, при этом  дымились колеса, потом барабаны нагревались чуть ли не до красна. Чтобы не загореться, мы во всех придорожных лужах охлаждали  их. Ко всему прочему, во Ржеве на заправке нас задержала милиция – наш старший рассчитывался новыми пятисотрублевками, а их в глубинке никто в глаза не видел, поэтом  нас приняли за фальшивомонетчиков или мошенников. После этой поездки у меня исчезли  даже скромные надежды на боеспособность нашей армии.
А трехдневное путешествие из Питера в Москву на «газоне» с пригоревшими и заклинившими  кольцами сотню раз вынудило  меня вспоминать знаменитое путешествие А. Радищева и привело к выводу, что с тех пор по этому маршруту мало что изменилось. Разве что в  бесчисленных Любанях появились столбы с электрическими проводами да ржавеющие останки тракторов, комбайнов и других сельхозорудий.  «Я взглянул окрест меня – душа моя, страданиями человечества уязвленна стала» - так, если не ошибаюсь, у классика?
Закончилась моя дальнобойная одиссея поездкой в Вологду. Стояла мерзкая, гололедная пора начала октября. С трудом, поскольку у нас посыпают скользкую дорогу с опозданием, явно в видах на то, что само растает, добрался до Вологды. Еще там почувствовал, что застудил правую ногу, видимо, воспались одновременно бедренный и седалищные нервы – когда подъезжал к Ярославлю, то нажимал педали только левой ногой. Поскольку ее напарница отказывалась повиноваться.
В пути, кажется, что все время попадаются знаки с крестом, указывающие на то, что здесь можно получить медицинскую помощь. От Вологды до Ярославля не попалось ни одного! В Ярославле я решил не обращать на знаки внимания, запрещающие движение  грузовиков, а искать хоть какое-нибудь лечебное учреждение. Вот так  и добрался до центра, до знаменитого театра имени Волкова.
Заглушил двигатель, стал выбираться из кабины. Дежурившие на площади милиционеры заподозрили неладное, подошли ко мне. Увидели, что я не могу стоять на правой ноге,  тут же, молодцы ребята, по рации вызвали «скорую». Врач сразу стал настаивать на госпитализации.
- Нет, не могу. Новый молоковоз, а он стоит около ста миллионов рублей, кто будет охранять? Его тут же угонят. И вообще – завтра  моей жене исполняется пятьдесят лет. Не имею права преподносить к юбилею  такой подарок. Я должен сегодня добраться до Москвы.
- Но вы же не доедете в таком состоянии! – настаивал врач.
- Вкатите мне максимальную дозу обезболивающего, и я поеду. Вам написать расписку, что я от госпитализации отказываюсь?
Доктор достал солидный шприц, приготовил обезболивающее и впрыснул содержимое в стреляющую невыносимой болью правую ягодицу. Не теряя времени, я залез в кабину и на максимальной скорости погнал молоковоз в Москву. Обезболивающее перестало действовать незадолго до конца рейса, но мне еще предстояло из Никулина добраться до Ясенева на своем промерзшем «жигуленке», загнать его в ракушку.
Дома я уже передвигался только по стене и с помощью жены.
- Хватит ездить, - сказала жена, но сдержалась, не заплакала.

У Вас недостаточно прав для комментирования